Уважаемые посетители, сайт перенесен на другой домен www.khasan-district.ru

А.А.Хисамутдинов. Terra incognita или хроника русских путешествий по Приморью и Дальнему Востоку.

- Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та. 1989, - 352 с.

с. 6-7

    9 мая 1853 г. Заканчивалась очередная вахта. Вахтенный начальник 52-пушечного фрегата "Паллада" раскрыл лежащий на штурманском столе шханечный журнал и сделал аккуратную лаконичную запись: "...В 3/4 десятого часа поворотили на правый галс, на глубине 21/2 сажени грунт мелкий песок, в виду устья_реки Тумань положили якорь плехт, канату вытравили до 30 саженей...".

    Эти скупые строки из шханечного журнала, который и по сей день хранится в старинном здании Центрального архива Военно-Морского Флота на тихой ленинградской улице Халтурина, является одним из первых документов, свидетельствующих о посещении русскими людьми побережья Приморья.

    В тот же майский день 1853 г. была сделана и другая запись об этом событии, но уже человеком, не имевшим никакого отношения к морской службе, а потому и гораздо более пространная, чем отрывок из судового журнала.

    "9 мая наконец, отыскали пограничную реку Тайманьга, мы остановились миль за шесть от нее. Наши вчера целый день ездили промерять и описывать ее. Говорят, что это широкая, версты в две с половиной река, с удобным фарватером. Вы, конечно, с жадностью прочтете со временем подробное и специальное описание корейского берега и реки, которое вот в эту минуту, за стеной, делает сосед мой П/ещуров/, сильно участвовавший в описи этих мест, я передаю вам только самое общее и поверхностное понятие, непроверенное циркулем и линейкой".

    Этот отрывок взят из дневника чиновника министерства финансов Ивана Александровича Гончарова, будущего классика русской литературы. На "Палладе" он исполнял не слишком обременительные обязанности секретаря при русском полномочном после в Японию генерал-адъютанте Евфимии Васильевиче Путятине.

    Как жаль, что в тот день Гончаров не смог или не захотел вместе с моряками принять участие в описи мест, призванных стать первым русским берегом на Дальнем Востоке благодаря приходу туда "Паллады".

с. 8-9. Весна 1855 г. Путятин прибыл в Японию для установления дипломатических и торговых отношений между Россией и Японией.

    В это время в мире запахло порохом: начиналась Крымская война, и хотя основной театр военных действий был на Черном море, Путятин предвидел, что Дальний Восток тоже не избежит сражений. Поэтому он решил, используя перерыв в переговорах, исследовать корейские и приморские берега, где в случае нужды русский флот мог бы укрыться от неприятеля.

    В те годы при плавании в Японском море судоводители пользовались в основном картой из Нового морского атласа Д'Анвиля 1737 года издания, а также картами из атласа Крузенштерна. Но и те и другие не отличались точностью, так как были составлены по непроверенным данным. Кое-где побережье было обозначено черточками, что попросту означало "положение сомнительное". Особенно приблизительно был нанесен приморский берег, что и определило желание Путятина внести некоторую ясность в старые карты

    Справедливости ради надо отменить, что за три года до "Паллады" в этих местах побывал французский корвет "Каприз", проверяя сообщение одного соотечественника-китобоя о неизвестном заливе, в котором тому пришлось перезимовать. Но исследования корвета касались только лишь этого залива, названного именем Д'Анвиля, и были весьма поверхностными.

    Всего два дня простояла "Паллада" на якоре у берегов Приморья. В первый день Путятин с офицерами поднялся на четырех шлюпках по реке Туманной, осматривая ее берега, во второй день моряки исследовали сам залив. При выходе из него в густом тумане "Паллада" села на мель, но легко снялась.

    К сожалению, гардемарин А. Пещуров, о котором упомянул в своем дневнике Гончаров, так и не издал свои записки о первом посещении приморского берега. Но, может, они все-таки были написаны и ждут своего часа? Нам не повезло: пересмотрев сотни дел в различных архивах, так и не удалось их найти.

    Е.Ф. Путятин очень тревожился о политической ситуации в мире и, видимо, поэтому ограничился исследованиями только самого юга Приморья. На траверзе мыса Гамова, названного так в честь гардемарина Д.И. Гамова, первого, кто увидел этот скалистый мыс, "Паллада" взяла курс к Амуру. Только спешка помешала морякам открыть в те дни никому еще не известную бухту Золотой Рог.

    22 мая 1855 г. фрегат "Паллада" благополучно пришел в Императорскую гавань, где Путятину сообщили о начале войны. ...

с. 10

    Память о заходе "Паллады" в залив Посьет - первом посещении русскими людьми приморских берегов - сохраняется и по сей день, не только в географических названиях, таких как рейд "Паллады", о. Фуругельма и других, но и в исторических памятниках. Якорь "Паллады", поднятый с места ее затопления, установлен у входа в музей п. Посьет. В библиотеке Приморского филиала Географического общества СССР во Владивостоке хранится книга об этом плавании под названием "Русские в Японии в начале 1853 и конце 1854 годов", принадлежащая перу И.А. Гончарова и имеющая его дарственную надпись.

с. 42

    Уссурийская экспедиция Будогоского К.Ф. Сразу же после заключения договора (Айгунского - прим. авт.) генерал-губернатор начал сплав к устью Амура, во время которого Будогоский выбирал места для поселения Амурского пешего батальона, которые, как потом оказалось, не всегда были удачными. Один из ближайших помощников Муравьева-Амурского Д. И. Романов позднее напишет: "В первое свое плавание в 1854 году Николай Николаевич открыл Амур, во второе -и 1855 году защитил его от врагов, и в третье в 1858 - возвратил Амур России".

    Сибирский отдел Русского географического общества понимал всю важность исследований, которые нужно было провести на новых землях, в особенности в Приморье, абсолютно неизведанном крае, как говорил астроном А.Ф. Усольцев, "ТЕРРА ИНКОГНИТА в научном плане".

    В 1858 году общее собрание Сибирского отдела постановило направить в будущем году одну экспедицию для получения новых научных сведений по центральной Маньчжурии, а другую-в Уссурийский край. Но Муравьев-Амурский, покровитель Сибирского отдела, своей губернаторской властью разрешил только одну экспедицию, как ему казалось, наиболее важную - на Уссури.

    Возглавлять ее вызвался подполковник К.Ф. Будогоский. Генерал-губернатор прекрасно видел все отрицательные качества своего оберквартирмейстера, но другого подходящего человека под рукой не было. В экспедицию вошли помимо Будогоского два астронома - поручик А.Ф. Усольцав и капитан П.А. Гамов, топограф капитан А.И. Елец, художник академик А.А. Мейер, переводчик Я.П. Шишмарев, а также три отделения съемщиков.

    Цели и задачи экспедиции были предельно ясны: исследование и съемка демаркационной линии, а также побережья Японского моря, и составление подробной карты Приморья.

    Сразу же после Рождественских праздников, 15 января 1859 г., штаб Уссурийской экспедиции с первым отделением съемщиков выехал на почтовых лошадях из Иркутска. Путь лежал до Усть-Стрелочной стан-

с. 43

ции, где путешественников ждали приготовленные для них лошади. Правда, они оказались настолько худыми и немощными, что на них, казалось, не то что ехать, даже поклажу везти невозможно.

    Экономя силы лошадей, путники всю дальнюю дорогу на Восток совершили в основном пешком, иногда проваливаясь по пояс в рыхлый снег и пробираясь буквально ползком но ранней весенней распутице. Только в конце марта 1859 года почти все члены экспедиции собрались в Хабаровке, только что отстроенной казачьей станице. Не было только Ельца и Гамова, которые задержались в пути и не смогли участвовать в работе экспедиции на основном маршруте. Об их путешествии по Приморью будет отдельный разговор.

    В воздухе уже пахло весной, почки деревьев набухли, и путешественники ходили в лес добывать березовый сок. Начался весенний перелет водоплавающей птицы, только вот из-за холодной осени задерживался ледоход на Уссури и Амуре, которые очистились ото льда только 8 апреля.

    Этого дня и ждали члены экспедиции. Как только прошел лед, флотилия лодок под военным флагом отправилась в путь вверх по реке Уссури. На первой лодке находился сам Будогоский, который весьма энергично давал указания солдатам, тянущим на бечеве все лодки против течения. Ему все казалось, что те движутся недостаточно проворно, и считал, что своими окриками он подбодрит начавших уставать солдат. В таких вот ситуациях особенно ясно проявились негативные стороны характера Будогоского. Сам он испытывал преклонение перед вышестоящим начальством и не терпел, когда его собственные подчиненные относились к нему "недостаточно, по его мнению, почтительно.

    При въезде в станицу Казакевичево, первый крупный населенный пункт на Уссури, экспедиция была встречена торжественным семипушечным салютом. Батальонный командир в сопровождении почетного караула отдал начальнику экспедиции рапорт. Будогоский, Довольно улыбаясь, выслушал его и согласился остановиться у гостеприимных хозяев на небольшой отдых.

    Вскоре экспедиция продолжила свой путь. Он был

с. 44

нелегким. Приходилось то тянуть лодки на бичеве, то на веслах переплывать с одного берега на другой. А.Ф. Усольцев не терял времени даром, стараясь по береговым отложениям определить геологическое строение местности.

    Была работа и у топографов: они делали съемку местности.

    На реке Сунгачи экспедиция разделилась: отделение хорунжего Васильева пошло к устью реки Арсеньевкн. В дальнейшем их путь должен был лежать через реку Раздольную к морю, но из-за плохой погоды эта партия дошла только до Раздольной.

    Основной состав экспедиции 5 мая достиг озера Ханки, которая встретила путников настоящим штормом при, казалось бы, ясной погоде и слабом ветре. Только на следующий день, когда волнение утихло, путешественники смогли спустить на воду лодки и пройти вдоль берега.

    На Ханке, около устья небольшой речки, экспедиция заложила первый военный пост, назвав его Турьим Рогом. Отсюда дальнейший путь лежал на юг, через пустынную приханкайскую равнину. Усольцев позднее напишет: "Смотря на степное раздолье, так и кажется, что тут же вырастут тысячи людей и пойдут трепать эти раздольные степи и наставят они хлеба и сена на весь Амур. Но когда это еще сбудется, а теперь пока одни антилопы составляют исключительных обитателей этих пустынь; безопасность их нарушают тигр и волк. С убеждением думается, что в недолгом времени нарушится это безмолвие, и будут эти места театром разумной и обширной деятельности".

    Дорога по степи несколько утомила путников однообразием, но стоило им выйти к реке Раздольной, как все воспряли духом. Буйная южная растительность, напоминающая тропические леса, поразила путешественников. Дубы, достигающие в диаметре семь футов, огромные папоротники, крепкие лианы, переползающие с одних деревьев на другие, создавали непроходимую чащу. Люди с величайшим трудом пробирались сквозь эти дебри, прорубая узкие лазейки для своего небольшого вьючного каравана и проходя в день всего две- три версты.

    Таежный воздух был наполнен благоуханием могучих

с. 45

лиственных лесов с примесью хвойных деревьев и обильных цветов. Зачастую путь экспедиции пересекали тигриные и медвежьи следы. Один раз путники даже попытались поохотиться на тигрицу с двумя тигрятами, но к счастью для людей она быстро скрылась в зарослях. Никто из неудачливых охотников не догадывался тогда, насколько опасен может быть этот зверь для неопытных таежников.

    Так, прорубая десятью топорами девственный лес, кружась порой по нескольку часов на одном месте, идя зигзагами по невесть откуда взявшимся лесным тропинкам, члены Уссурийской экспедиции пробрались сквозь чащу к устью небольшой реки, которая вывела их к морю в районе Славянского залива. Здесь густой туман и сырость заставили всех одеться потеплее. Берег, по которому путники должны были выйти к заливу Посьет, был пустынен и неприятен своей безжизненностью. Только белые скалы-кекуры, торчавшие в нескольких местах из воды, оживляли это скучный пейзаж и напоминали сказочные парусные суда.

    В точно назначенный день, - такого качества, как точность и умение несмотря ни на что уложиться в назначенные сроки, у Будогоского было не отнять, - 15 июня 1859 г. путешественники разбили лагерь в западной бухте залива, названной ими тогда же в честь Уссурийской экспедиции бухтой Экспедиции.

    На высоком берегу забелели палатки, на видном месте был поставлен военный флаг. Еще долгих пять дней ждали путники прибытия к этим берегам эскадры Муравьева-Амурского, но время их было заполнено осмотром близлежащей местности, приведением в порядок своих дневников, путевых заметок, наблюдений.

    Вечером шестого дня в лагере Будогоского послышались пушечные выстрелы. Радость путешественников была невообразима. Все выхватывали друг у друга из рук бинокль, стараясь разглядеть вход в бухту. Сквозь вечерний туман там был едва различим силуэт парусника с высокими мачтами. Это входил в бухту пароходо-корвет "Америка". Рано утром на горизонте показалось и другое судно, 11-пушечный корвет "Воевода", который вскоре снова ушел в море.

    От "Америки" отвалила шлюпка и направилась к берегу. В ней находились чиновник особых поручений при генерал-губернаторе Д. И. Романов, архимандрит

с. 46

Аввакум и один из офицеров "Америки". Объятиям, расспросам не было конца. На берег было доставлено продовольствие, и запылали костры. Солдаты из экспедиции после вынужденного продолжительного поста с нескрываемым удовольствием принюхивались к запахам, которые распространяли огромные котлы наваристого борща и каши. Будогоский, Усольцев и Шишмарев между тем отправились на "Америку" докладывать Муравьеву-Амурскому о результатах путешествия.

    Через несколько дней в бухту зашли транспорты "Манджур" и "Японец". Они привезли для "Америки" полные бункеры сахалинского угля, и эскадра снялась в Китай. Нужно было срочно доставить в Пекин карты экспедиции Будогоского, который закончил их обработку уже во время плавания.

    Но экспедиция на этом не закончилась. Несколько человек во главе с поручиком Держитаровым продолжили топографические съемки рек, впадающих в залив Петра Великого. Поручик Усольцев со своим отрядом еще двое суток провел на берегу бухты Экспедиции, определив здесь координаты некоторых точек, а затем тоже двинулся в обратный путь.

    Ровно через месяц на реке Сунгачи отряд Усольцева заметил одинокую лодку, плывущую в одном с ними направлении. В ней было несколько изможденных, оборванных людей. В одном из них по остаткам аксельбантов узнали русского офицера. К ногам его вместо сапог были привязаны дощечки, одежда клочьями висела на исхудалом теле. Это был П.А. Гамов с остатками своего отделения.

с. 57-58

    15 июня 1859 г. пароходо-корвет "Америка" снялся с хакодатского рейда и пошел на юг Приморья встречать экспедицию Будогосского. Экспедицию возглавлял генерал-губернатор Муравьев-Амурский Н.Н.

    По пути экспедицией был открыт залив, названный в честь судна Америка (в будущем Находка). После осмотра залива (Америка - прим. авт.) путь "Америки" продолжался на восток, к заливу Посьет. Неожиданных находок уже не ждали: часть побережья, вдоль которого проходило судно, было в том же году осмотрено клипером "Стрелок", впервые описавшим острова Аскольд и Путятин. Имея на борту эту карту, "Америка" довольно смело прошла проливом Аскольд между этими островами. Вскоре за кормой остались привлекшие всеобщее внимание пять скал, торчавших из воды, как пять пальцев, и потому и получивших такое название, широкий Уссурийский залив, и "Америка" вошла в пролив Босфор Восточный.

    Пролив Босфор Восточный, бухта Золотой Рог, порт Владивосток... Как много значат эти слова для дальневосточников, а ведь можно считать, что именно экипаж "Америки" дал этим местам, знакомым всем приморцам, привычные нашему слуху названия.

    В те далекие годы открытий и первых исследований дальневосточных берегов, когда новые названия возникали быстрее, чем их успевали занести на карты, немало было споров и затруднений во всем, что касалось географических наименований новых мест. Залив Императора Николая, например, ныне Советская Гавань, был открыт русскими в 1853 году, но это не помешало англичанам через три года переименовать его в залив Барракуд

    Частая путаница с названиями происходила из-за незнания мореплавателями предшествующих географических описей, из-за различного прочтения названий, переводимых с других языков. Так, залив Де-Кастри переводчики превратили в Гитре, залив Гуэрип - в Гверин и т. д...

с. 59

 ...При выходе из залива Петра Великого около устья реки Суйфун с "Америки" увидели корвет "Новик", который уже дожидался членов экспедиции Будогоского. Здесь же, в Амурском заливе, оба русских судна переночевали, а на следующий день, 19 июня 1859 года, "Америка" пошла в Посьет. "Новик" же встал на якорь у Токаревского пролива с заданием направлять в Посьет все суда эскадры Тихого океана.

    На пути в Посьет пароходо-корвет "Америка" внимательно исследовал Славянский залив, куда он зашел, чтобы переждать сильный туман, и несколько островов, получивших название Герасимова и Астафьева. Около этих островов и начинался залив Посьет, верхняя, более узкая часть которого называлась рейдом Паллады.

    Первые исследования, первые описания приморских уголков... Но участники их, в том числе и Романов, уже тогда мечтали о будущем недавно открытых бухт, заливов, островов. "Итак, все это пока в будущем,- писал Романов (чиновник особых поручений генерал-губернатора Восточной Сибири подполковник Дмитрий Иванович Романов на дневник которого ссылается Хисамутдинов А. - прим. авт.),- может быть, и в недалеком будущем, до которого многим из нас суждено дожить. Ведь дожили же мы до открытия залива Петра Великого и до присоединения его вместе с Амуром и со всем побережьем Японского моря к русскому государству. А как это казалось отдаленным десять лет тому назад, т. е. в 1849 году, когда в первый раз открыли устье Амура".

    Встретив в Посьете экспедицию Будогоского, "Америка" снялась в Китай и 1 июля 1859 г. бросила якорь в гавани Вей-хайвей.

с. 62

    Там, где небольшая сопка полого спускается к самому берегу одной из бухт залива Посьет, ничто сейчас не напоминает о событиях более чем столетней давности. По едва заметным огромным ямам, заросшим густой травой, никто и не догадается, что здесь были знаменитые посьетские каменноугольные копи. Когда-то рядом с ними располагался и русский пост, но только по старым картам можно определить это место, выбранное моряками для самого- первого своего поста в заливе Петра Великого.

    Кажется, что вот здесь, у каменистого берега сошел со шлюпки в 1859 году Муравьев-Амурский, который по воспоминаниям участника Уссурийской экспедиции А. Ф. Усольцева "...осматривал берега и окрестности залива так внимательно, как будто тут предполагал воздвигнуть целый город. Нет сомнения, что он восхищался заливом и его окрестностями, сулившими вместить в себя

с. 63

 значительные поселения, а гавань - притон для многочисленного флота".

    Примерно в те дни командиром клипера "Воевода" П. К. Матвеевым здесь был обнаружен каменный уголь, в котором моряки нуждались куда больше, чем в новых гаванях.

    До этого в топки русских кораблей на Дальнем Востоке кочегары кидали уголь, взятый либо в Дуэ, что на севере острова Сахалин, либо в японском порту Хакодате. Вот почему моряки, кровно заинтересованные в новых местах для бункеровки, сами, не дожидаясь геологов, постоянно вели поиски угля.

    Что касается Матвеева, то он обнаружил каменный уголь совершенно случайно: увидел черные куски в доме у одного из местных жителей и, заинтересовавшись, узнал, что неподалеку их очень много.

    Новость о находке в Посьете дошла до командира русской эскадры И. Ф. Лихачева, который немедленно отправил в Приморье лейтенанта Павла Николаевича Назимова, занимавшегося в то время в Японии поисками угля.

    В первых же строках предписания, врученного Назимову, была предельно кратко и емко сформулирована цель его предстоящей работы: "Как скоро будет устроено жилье ваше и все нужное для помещения команды, вы тотчас приступите к разработке каменного угля для эскадры Китайского моря".

    Уезжая из Хакодате, Назимов запасся инструментами для ломки каменного угля, а также необходимыми материалами для устройства лагеря в местности, где до тех пор еще не было русских поселений. Все это было погружено на транспорт "Японец", который 8 апреля утром вышел из Хакодате и уже 11 числа прибыл в Новгородскую бухту.

    Свою жизнь в Посьете молодой офицер подробно описал в дневнике, который он назвал журналом работ в гавани Посьет. Современным читателям он может быть известен только по ссылкам в работах некоторых историков, а между тем этот дневник представляет собой интересный документ - и не только о первых разработках угля в Приморье, но и в целом о жизни и быте русских моряков, ставших по воле случая углекопами. В этом вы убедитесь сами, прочитав эти записки в сокращенном виде.

с. 64

 ЖУРНАЛ РАБОТ В ГАВАНИ ПОСЬЕТ¹

    12 апреля. В 5 часов пополудни я и мичман Бенкович отправились на берег осмотреть место ломки каменного угля и избрать место для лагеря. В 7'Д часов были обратно на транспорте. В 8 часов утра начальник эскадры г. Лихачев, находящийся при нем капитан-лейтенант Пушкин и я отправились на берег. Осмотрев ломку и местность, г. Лихачев одобрил выбор места и отдал приказание приступить к перевозке на берег команды, ее багажа и провизии. После полдня только что отправился первый рейс с вещами. К 6 часам вечера все было перевезено; команда уже ночевала на берегу во временной палатке. При команде назначен в помощь мне мичман Николай Бенкович. Матросов - 21 человек, фельдшер - 1 и кондуктор артиллерии - 1.

    13 апреля. Транспорт "Японец" снялся с якоря в 7 часов пополуночи. Мы остались одни на пустом полуострове. Часть команды ставила настоящие палатки, другая часть переносила вещи, оставленные на берегу у пристани. В эту ночь офицеры и команда ночевали в настоящих палатках. Весь багаж и провизия разобраны и уложены на настоящие места. К вечеру поставлен флагшток на хребте горы над лагерем.

    14 апреля. Перенесены последние бочки с провизией 'в лагерь. Выкопали новый колодец в балке и поставили гребные суда на дрек, так что из лагеря, расположенного на горе, они хорошо видны.

После обеда полный отдых команде после тяжелых двухдневных работ.

    15 апреля. Выстроили лагерные службы.

    16 апреля. Приступил к разработке угля. Окопал палатки и службы водосточными канавами. .

    17 апреля. Воскресенье. Команда мыла белье и койки. После обеда отдых.

    18 и 19 апреля. Окопали рвом весь лагерь и ломали уголь.

    20 апреля. Я отправился на пятивесельном яле осмотреть устье реки Тюмени. По свежести ветра и раскатывающемуся буруну на баре в реку не вошел, к тому же гребцы были заморены пятичасовою греблей против свежего ветра. По-видимому устье реки не судоходно даже для гребных судов.

В Посьете ломали уголь.

    23 апреля. Утром баня и мытье белья. Вечером чистка ружей.

    24 апреля. Воскресенье. Вскопали огород и сделали гряды утром. После обеда отдых.

    25 апреля. Ломка угля. Изготовление гребного судна и провизии для экспедиции. Огородили огород и засеяли.

______________________________

1 Кеппен А. Минеральный уголь в Южно-Уссурийском крае// Отд. оттиск из Морск. сб. Спб., 1988, С. 18-41.

с. 65

    26 апреля. Отправил экспедицию под начальством мичмана Бенковича на материк в залив Гверин (Амурский). Ломали уголь.

    27 апреля. Осматривал берег бухты, по пройденному месту нет ни речек, ни ручьев. Нашел уголь в новом месте; оказался лучше первого; оставив старую разработку, начал на новом месте. Проба угля оказалась весьма удовлетворительна.

    28 апреля. Расчистка нового места. Дождь. После обеда по случаю сильного дождя команда в палатке занята была починкою и пересмотром вещей.

    29 апреля. Ломка угля в двух местах, но неудачно. Каменная гора рушилась, но благополучно; я сам был в подкопе и выйдя из него сказал "Шабаш". Люди утомленные немедленно вышли, а за ними вслед обрушилась гора, так что они должны были еще бежать, чтобы не ушибло щебнем.

    30 апреля. Тщетные поиски нового лучшего угля.

    2 мая. Расчистили землю на протяжении 20 сажень, достигли пласта хорошего, но мелкого угля, но по мягости грунта гора осыпается и добывание угля при всех усилиях делается невозможным. Для подстав же лесу нет ни кола.

Сегодня впервые услышал пение команды после ужина, но песни все унылые; разлука с родиной, неимение постоянного жилья, что-то похожее на ссылку; я им не мог противоречить, соглашаясь с ними вполне, но подсказал спеть веселую. Она не склеилась. Что же делать? Первая тихая и теплая ночь.

    3 мая. Добыто весьма малое количество угля, остальное время занимались расчисткой места от осыпающейся горы. В пять часов пополудни термометр +6R, туман, ветер и дождь.

    4 мая. Перед обедом собрали кубическую сажень камня и сложили русскую печь. Работу эту сделали в пасмурный день с целью избегнуть пыли, вредящей глазам. Если бы делать печку и добывать каменья в сухую погоду, каменья надо спускать с горы и потому летит пыль. После полдня пошел дождь и шел всю ночь, работы не было.

    5 мая. Пасмурно, но без дождя. Окончили кладку русской печи, другая часть команды занята расчисткой местности, засыпанной горою угля.

    6 мая. Переносили уголь в одну кучу. Начали появляться змеи. Для развода живности в гавани Посьет посажена сегодня японская кура на 15 яиц. День просидела прилежно, через 21 день вывела двух цыплят, остальные по неумению обращаться задавлены или оставлены в яйцах.

    8 мая. Воскресенье. Утром команда вскопала огород под картофель. После обеда команда гуляла. Ходил впервые на охоту; убил пять куликов и утку.

с. 66

Весь день пасмурно и густой туман.

    9 мая. Приступил к постройке каменной казармы с кухней на 24 человека. Сложили часть кухонной стены. Дверные косяки сделал из разобранной бочки. Пробовал русскую печь; мало натопили, и поэтому хлеб не совсем выпекся.

    11 мая. Строили казарму. Вечером возвратилась экспедиция Бенковича. Все благополучно. Все здоровы.

    12 мая. Продолжали постройку. Вечером после ужина одна стена, совсем возведенная, рушилась до основания вследствие дурной кладки.

    14 мая. На двух шлюпках команда в числе 11 человек отправлена на противоположный берег на рубку леса для крыши, привезли 42 штуки; лес таловый и черемуха.

    16 мая. Утром поставили стойки, стропила и орешетили крышу. Дождь.

    17 мая. Работы не было по случаю проливного дождя целые сутки. +7 R.

    18 мая. Воспользовался ясным утром, покрыл крышу казармы, и команда перебралась. После обеда проливной дождь.

    19 мая. Приступили к постройке офицерского дома, мерою на 2 и 3 сажени.

    21 мая. Кончили дом, поставили стропила, покрыли крышу. К вечеру все вещи уже на местах, и мы обедали на новоселье.

В полдень прошло судно, трехмачтовый барк, под парусами, в бухту не заходило.

    23 мая. Тщетное отыскание лучшего угля в других местах.

    24 мая. Вырыли новый колодец около угольной ломки. Работая на старой, т. е. на 2-й ломке, дошли до хорошего угля в двух местах.

    25 мая. Добывали уголь из двух ям, спустили еще много горы и открыли третью мину.

    27 мая. Ломали уголь и снимали гору. После обеда дождь, работы не было. Дождь шел всю ночь.

У меня заболело горло, кажется, нарыв делается. Показались цыплята у курицы № 1, посаженной 6 мая.

    28 мая. Утром рано дождь. В 8 часов пошли на работу, наломали угля порядочное количество и снимали гору. После обеда дождь мелкий, но постоянный.

    30 мая. Добывали уголь из одной мины, остальная команда вскрывала две другие, завтра надеюсь начать разработку во всех четырех минах. Проглядели все глаза, смотря в море, не видно ли судов; осталось провизии на 12 дней, а получить новой неоткуда, хоть пускаться на грабеж, но к грабить некого и нечего.

    31 мая. Добывали уголь из четырех мин. В верхней, крайней мине повел коридор влево, параллельно берегу, из опасения, чтобы идя вниз не обрушилась гора.

    1 июня. Добывание угля идет успешно; как долго это продолжится, одному богу известно, и я молю его, чтобы дал окончить работу так же благополучно, как начал.

Заготовлял вехи для промера бухты, дабы суда наши могли . подойти ближе к угольной ломке.

Пасмурно, постоянно мелкий дождь, туман, ветер. Холодно; сожалею, что так беден, что не в состоянии завести себе шубу и пригреть тело свое, расстроенное и постоянно обеспокоиваемое ревматизмом, а как бы хорошо и полезно было надеть хорошую хребтовую енотовую шубу.

    2 июня. После обеда на двух шлюпках сделал промер и поставил вехи для провода судов в бухту, к каменноугольной ломке.

    3 июня. Добывали уголь из трех мин. Отыскались какие-то грибы в траве; попробовали их есть, желудки терпят, мы и давай ими разнообразить наш стол.

В первый раз купался, ужасно холодно.

    6 июня. Добывали уголь; в галереях уже темно, должно начать жечь огни.

Пасмурно, туман. Заставил сделать сетку для рыбной ловли, ибо нашел ход рыбы, первая горбуша.

    7 июня. Разработка угля. Туман ночью был так густ, что падал крупными каплями, как дождь, пробил насквозь мою нежную крышу, и я спал как в ванне; при этом спрашивается, как избавиться от ревматизма?

Сетка готова, на ночь поставлена в воду для ловли рыбы. Туман, ничего не видать.

    8 июня. В первой мине наверху уголь кончился. В третьей мине уголь идет круто книзу, уклоняясь галереей влево, по направлению лучшего пласта. Из этой галереи добывание угля наверх затруднительно: носилки насыпаются внизу в яме и поднимаются из ямы на конце, почему большая порча носилок, коих весьма мало и те сделаны собственными средствами.

    9 июня. После обеда пошел сильный дождь, работ не было. Исправляли носилки.

Измерив протяжение разработанных угольных копей в длину, ширину и высоту и составив общий параллелепипед, вычислил объем его для приведения в известность разработанного угля. Принимая кубический фут угля весом 89 фунтов, вышло всего 65 тонн. Весьма мало, судя по времени в два месяца, но взяв в расчет трудность вскрытия пластов, не имея ни леса, ни кола, отсутствия пяти человек в разные экспедиции, расход по лагерю, я никогда не имел на работе более 15 человек; главное же отнимает время

с. 68

отыскивание угля в других местах полуострова. Теперь я эти поиски оставил, имея 4 мины под киркою, в коих 4 забойщика постоянно ломают уголь.

    10 июня. Дождем размыло над минами, и гора с дерном обрушилась, засыпала две мины совершенно. Вода необыкновенно высока, вдоль берега подступила под самый утес, так что не было проходу.

    11 июня. Несмотря на дурную погоду, я выслал команду на работу расчистить мины, пока на них мало земли, а если оставить землю, то она слеживается в массу и через сутки пришлось бы разбивать кирками, как бы непочатый грунт. Да еще вдобавок дождь продолжал лить, так что надо было ожидать еще падения горы, что и случилось: только что команда отшабашила перед обедом, расчистив мины, гора снова обрушилась и завалила по-прежнему. В ночь ожидаю еще падения.

    13 июня. Утром расчищал мины от обвалившейся земли, а так как погода ясная и дала надежду простоять такою целые сутки, то вскрыл крышу на казарме, чтобы просушить казарму, вынес весь багаж и койки на воздух.

    14 июня. Приказ, отданный по команде в гавани Посьет 14 июня 1860 года:

    1. Так как провизии остается на семь дней, на приход же судов верно рассчитывать нельзя, то предписываю содержателю по комиссарской части, артиллерийскому командиру Арсеньеву с завтрашнего дня обратить особое внимание на соблюдение экономии в провизии.

    2. По случаю уменьшения выдачи регламентной порции провизии работы уменьшаются, и впредь до другого моего приказа производить так: утром до обеда занимать команду необременительными лагерными работами и рыбным промыслом. После обеда на каменно-угольную ломку.

    3. С завтрашнего дня назначать по одному сигнальщику посменно к флагштоку; сигнальщикам смотреть в море и возвещать о показавшемся судне подъемом флага.

    4. К облегчению в работах я принял во внимание не столько уменьшение регламентной порции, сколько добросовестный труд нижних чинов вверенной мне команды: угля наломано порядочное количество и открыто четыре коридора для ломки, что нахожу весьма удовлетворительным при всех затруднениях, встречавшихся на пути работ. О чем донеся в свое время высшему начальству, я вполне надеюсь передать вам, ребята, его большое спасибо.

...6. Если найдется материал для плетения рыбной сетки, то сплести оную больше первой, длиною сажень шесть или восемь. Приказ отдан и прочтен при собрании всей команды.

с. 69

    16 июня. Утром привели гребные .суда в порядок. Вечером ломка угля. Во второй и в третьей мине в концах углублений просачивается вода. В нижней мине между углем пошел слой какой-то руды в разных видах. Руда состоит из блестящих серебряных пластинок, но что именно это, сказать не могу, потому что не имею никаких средств к распознаванию и разложению руды.

    18 июня. Со своего огорода имели свежую репу и редьку.

    20 июня. Два с половиной месяца - срок, на который меня .прислали в гавань Посьет - кончился, а вместе и провизия, отпущенная на тот же срок, кончился. Благодаря благоразумной экономии в провизии, живем или будем жить этой экономией, делая вторичную из экономии, уж это благодаря неблагоразумию пославших меня. По-видимому, принимаясь за большую операцию, как разработка угля, начальство рассчитало истратить на это только сто долларов, что и было в действительности, мне отпустили сто долларов и слиток серебра, который нет возможности в ход пустить; на это сокровище я должен был приобрести инструмент для каменноугольной ломки, посуду для варки пищи команде и материалы для постройки жилья; известно было ранее, что в гавани Посьет нет веника, чтобы париться, так и случилось.

Буду ждать у моря погоды.

На устройство поста в гавани Посьет и инструменты с покупкою провизии в три месяца издержано всего 93 доллара, а слиток серебра сдан Казакевичу и имеется расписка.

    21 июня. В 5 часов пополудни увидели паровое судно, идущее с моря, то был транспорт "Манджур". Я поехал на "Манджур" и убедился, что само Провидение прислало его нам. В Николаевске не знали, что пост в гавани Посьет занят, потому и прислали линейных солдат на сей предмет.

Во время пребывания "Манджура" в гавани моя работа остановилась по причине ломки угля для "Манджура" его командой, мои же матросы были указчиками в минах.

На "Манджуре" привезли новую карту Манджурского берега, испещренную новыми именами: так, гавань Посьет перекрестили в бухты Новгородская и Экспедиции, первая соответствует Порт Луи, вторая - Наполеон-роуд.

Угольная ломка находится в заливе Экспедиции, этого должно быть не знали при назначении поста в Иркутске и предписали поселить в Новгородской бухте; поручили адъютанту поляку по фамилии Кукель. Прибыв в залив, карту положили на стол и давай смотреть, какая бухта Новгородская, от какого мыса надо ее считать, решили считать от того места, где поставлена первая буква Н. От этой буквы и начали искать место для лагеря; воды пресной нигде нет на этом берегу, перебрались на шлюпке на другой

с. 70

берег в Новгородской же бухте, нашли болото, заметили и записали в число удобных мест для поселения.

    По окончании розысканий оказалось три места для лагеря удовлетворительными: первое - ровное место, удобное для построек, но воды нет; второе - неровное, лагерь от огорода отделен горою, но воду добыли, вырыв колодец; третье - на другом берегу - около болота.

    Капитан "Манджура", осмотрев все места, нашел их неудобными и предложил занять лагерь ближе к угольной ломке, тогда адъютант сказал ему, что он имеет приказание поставить пост в гавани Новгородской, а уголь находится в бухте Экспедиции, а потому этого сделать нельзя. Итак, поселили около буквы Н.

    Выгрузив привезенное для поста имущество, "Манджур" наломал себе угля и ушел в море.

    1 июля. В выходе встретил пароход "Америка" под флагом контр-адмирала Казакевича; сигналом "Манджуру" велено возвратиться и идти за "Америкой". Адмирал Казакевич, придя в гавань Новгородскую, бросил якорь против лагеря. На другой день поехал осмотреть место угля и мой лагерь. Нашел, что мой- лагерь расположен на месте и отвечает условиям своего назначения, приказал линейный лагерь перенести туда же. Ропот и негодование посыпались со стороны поляка адъютанта: зачем соединяют две разнородные команды вместе и зачем не в Новгородской бухте, но адмирал Казакевич объявил, что тут селиться есть цель, и вода Новгородской гавани так же хорошо будет видна часовому на хребте, как и вода бухты Экспедиции, и поэтому нет причин держаться буквально приказаний. Поселились и начали строить казарму.

    "Манджур" отослали в залив Владивосток. "Америка" снялась 11 июля, отплыли в залив Славянский, оттуда во Владивосток. Прекрасная гавань, много леса елового и дуба, в воде затруднения. Оставленный там пост начал строить казарму.

    Осмотрев рубку леса, снялись с якоря и пошли в Хакодате, куда и прибыли 20 июля.

    Я представил краткий отчет занятий в Посьете."

    После отъезда Назимова Новгородским постом стал командовать капитан Иван Францевич Черкавский, командир роты 4-го линейного батальона. Первоначальной задачей его было всего лишь обустройство поста, но вскоре иркутское начальство решило возложить на капитана дополнительные обязанности по дальнейшей разработке угля, а значит, и на его поиски: имеющихся месторождений было явно недостаточно.

    Больному Черкавскому ничего не оставалось, как

с. 71

заняться поисками, но вблизи Посьета новых залежей обнаружить ему не удалось. Тогда он отправился во Владивосток, где первым делом встретился с лейтенантом Е. С. Бурачком. Тот отнял у офицера последнюю надежду:

    - Не тратьте время даром, дружище,- посоветовал Бурачек.- Мы обшарили все здешнее побережье, но увы, никаких следов угля.

    - Неужели, так уж никаких?- с досадой допытывался Черкавский, задыхаясь от кашля; - Впрочем, если хотите, мы можем съездить к устью Суйфуна,- предложил Бурачек.- Это верст 25. Один наш лейтенант что-то обнаружил там, но вот какие окончательные результаты, пока не ясно.

    Дорога была тяжелой. При скорой езде кашель Черкавского усиливался, и приходилось всячески сдерживать лошадей, чтобы не усугублять страдания. Несколько раз Бурачек предлагал товарищу вернуться во Владивосток и предоставить ему одному заняться поисками угля, но добросовестный служака Черкавский никак не соглашался на это.

    - Вам все равно, будет найден уголь или нет,- с трудом говорил он,- а для меня это вопрос всей оставшейся жизни. Я положился на своего штейгера и донес начальству, что у меня за эту зиму в Посьете будет добыто не менее 50000 пудов, а на поверку вышел нуль... Что со мной теперь будет? Ведь мне остается прослужить еще полтора года и исполнится двадцать пять лет службы. Получил бы я тогда пенсион половинного оклада, а может, если начальство подобреет, и две трети дадут, сюда же подъемные... И могу я. ехать тогда куда захочу...

    Черкавский так и не дождался заманчивого пенсиона: через несколько месяцев в посту Посьет, на берегу Постовой бухты забелел деревянный крест.

    Что касается П.Н. Назимова, то он на некоторое время распрощался с Дальним Востоком и вернулся сюда в середине 70-х годов прошлого века уже командиром парусного корвета "Витязь". За его кормой было кругосветное плавание из Балтики в Тихий океан. Именно тогда в заливе Астролябия в северо-восточной части острова Новая Гвинея с борта "Витязя" сошел мало кому еще известный молодой ученый Н. Н. Миклухо-Маклай.

с. 89

    июнь 1860 г.

    Цель прихода "Америки" в Посьет была одна: перенести пост в Новгородской гавани на правый берег бухты Экспедиции, поближе к каменноугольным копям. "Обе бухты тоскливы до невыносимого, - писал в своем дневнике Максимов (Максимов С.В. - известный в то время писатель - прим. авт.). - Кругом нас голые горы каменистого, с. мелким щебнем, строения. Одиннадцать суток докучливо глядел на нас с самой верхней точки ближайшей горы флаг на длинном шесте с коренастым матросиком подле. На отлогости горы, по покатой террасе рассыпались палатки линейных солдат, и застроена подле нашими матросами новая казарма. Тут же неподалеку и почти подле нее - два балагана матросов и флотского офицера, которые останутся для заготовления каменного угля и для нужных при этом работ. Уныло глядели три отверстия, три ямы, прорытые для каменноугольных копей, подле которых наворочена куча свежего угля".

    Если Максимову было скучно в Посьете, то Максимович (ученый-ботаник Карл Иванович Максимович в 1860 г. совершил экспедицию по Приморью - прим. авт.) с пользой проводил каждый час своего времени там. При всей, казалось бы, скудности растительности в этом уголке края, залив Посьета оправдал надежды ученого. Максимович облазил все близлежащие сопки и собрал "богатый урожай" редких растений. Это было немудрено: Максимович, как отмечали его друзья, мог даже в самых безжизненных местах найти нечто, заслуживающее внимания.

    На юге Приморья ботаника особенно поразило удивительное смешение южных пород деревьев с северными. Рядом с величественными стволами маньчжурского

с. 90

ореха пышно распустили свои ветви американские клены. По среднерусским березам и дубам вились лианы лимонника, винограда и актинидии. Липа и ясень здесь соседствовали с лиственницей и пихтой. Максимович не переставал восхищаться разнообразием пород и видов растительности.

    - Не иначе, - думал порой ботаник, радуясь очередной находке, - когда господь бог в свое время засевал планету, на отдаленное Приморье у него не хватило семян, и он высыпал сюда все, что смог собрать по карманам.

    "Америка" вскоре покинула Посьет, взяв курс на Владивосток, где только что был выставлен пост во главе с прапорщиком Н. В. Комаровым, а Максимович решил задержаться в Посьете. В бухте стоял корвет "Гридень", на нем-то и нашел ученый себе пристанище.

    Не проходило и дня, чтобы он не совершал какую-нибудь, пусть непродолжительную, но экскурсию: по окрестным сопкам, вдоль речек, по берегу залива. Постоянная влажность и сырость преследовали путешественника и здесь, но на этот раз они были не страшны. К тому времени уже была налажена добыча посьетского угля, и без особого труда можно было поддерживать нужную температуру в жилище и просушивать коллекции.

    После Приморья Максимович на попутном судне отправился в Японию, в Хакодате.

с. 92

     [П.В. Казакевичу] ...Предлагаю Вашему превосходительству взять для десанта на суда Вашей эскадры только одну комплектную роту линейного батальона с положенным числом стрелков и разместить ее поровну в укрепленных постах, которые вы имеете основать в гаванях Владивосток и Новгородской.

    Н.Н. Муравьев-Амурский

    [Н.Н. Муравьеву-Амурскому] Вследствие предписания Вашего сиятельства 18 марта с. г. (1860) за № 79 имею честь почтительнейше донести, что к занятию южных постов в гаванях Посьет и Владивосток назначена мною 3-я рота 4-го линейного батальона, которая в числе 100 человек при 2 обер-офицерах отправлена на транспорте "Маиджур" из Николаевска 2 июня.

    П.В. Казакевич

с. 93

    В начале навигации 1861 года на транспорте "Японец" во Владивостокский пост по личному распоряжению генерал-губернатора Восточной Сибири Муравьева-Амурского прибыл его адъютант майор Николай Николаевич Хитрово. Ему было поручено составить донесение о состоянии постов, а главное, провести изыскания угольных месторождений вблизи Владивостока. В Иркутске ходило много слухов, что помимо Новгородской бухты большие залежи угля имеются совсем недалеко от Владивостока.

    Майор Хитрово сразу понял, что представляет собой прапорщик Комаров. Испитое красное лицо, бегающие глаза сказали майору больше, чем все, что он уже успел услышать от гриднинцев...

с. 95

    "...Видя, что ни совесть, ни мои замечания и выговоры прапорщику не производят никакого действия, видя неуважение к нему всей команды, которое он заслужил своим дурным поведением и жестокими с нею поступками, я вынужденным нашел по званию адъютанта командующего войсками, в Восточной Сибири расположенными, отстранить прапорщика Комарова от командования им отрядом".

    Комаров с негодованием воспринял сообщение о снятии его с должности. Майор Хитрово услышал еще много оскорблений в свой адрес-прямых и косвенных, пока прапорщик не покинул Владивосток, уезжая в Посьет в распоряжение Черкавского. Даже там он не оставил попыток навредить Хитрово, сочиняя в его адрес всевозможные пасквили и обвиняя во всех смертных грехах.

    Между тем майору и дела не было до нападок Комарова: ему пришлось вдобавок к своим заботам исполнять обязанности командира поста Владивосток, к чему, в отличие от Комарова, он приступил с большим рвением.

    ...Командир эскадры капитан 1-го ранга И. Ф. Лихачев попросил Хитрово о "выделке в посте Владивосток линейными солдатами от 3-4 тысяч кирпичей для постройки печей, необходимых для выпечки сухарей на военные суда русской эскадры, и такое же количество кирпичей для отправления в залив Ольги...".

    Задание было выполнено. Печи для обжига кирпича работали без остановки. Еще 700 кирпичей были отправлено

с. 96

 в Славянский пост на паровом баркасе с фрегата "Светлана".

    На берегу постоянно слышался стук топора: строились лодки для топографов, возводились дома, обтесывались бревна и жерди для собственных нужд и для других постов. Только за первый летний месяц на транспорте "Японец" было отправлено в Посьет 315 отборных бревен, а транспорт "Гридень" забрал 213 крупных жердин.

с. 108-109

    О Сибирской экспедиции, организованной Географическим обществом, в задачу которой входил поиск полезных ископаемых; начальником экспедиции был Ф.Б.Шмидт.

    1861 год. Из Ольги пароходо-корвет ("Америка" - прим. авт.) направился во Владивосток. На небольшой пост, только что отметивший свою первую годовщину, Шмидт мог бы и не обратить внимания, если бы не майор Хитрово, увлекший его рассказами о богатых запасах угля в этом, районе. Но пробы, которые Хитрово показал геологу, впечатления на него не произвели: Шмидт сомневался в значительности этих месторождений.

    Большие надежды связывал Шмидт с Посьетом, и он не обманулся. Проведя там два месяца, дожидаясь экспедицию полковника Будогоского, с которым Шмидт надеялся совершить обратное путешествие, он обошел пешком буквально все окрестности. Удаляться слишком далеко от залива геолог боялся, чтобы не разминуться с Будогоским, но он исследовал как в геологическом, так и ботаническом отношении довольно большую территорию.

    Наконец прибыла и экспедиция. По просьбе Шмидта Будогоский позволил ему присоединиться к ним, и первого сентября все путешественники на клипере "Разбойник" вышли из Посьета. Этим же рейсом возвращался в Николаевск и снятый со своей должности, теперь уже бывший командир поста Владивосток, Комаров.

    Обратный путь на Амур лежал мимо Владивостока по реке Раздольной к Уссури. В этих местах Шмидт оказался впервые, и он был очень доволен неторопливым продвижением лодки по реке. То в одном, то в другом месте устраивались небольшие остановки, и ученый имел возможность поближе познакомиться и с местными жителями, и с растительным миром Приморья.

с. 121

    Гидрографические исследования Бабкина. Наибольший вклад в гидрографические исследования берегов Японского моря вносили офицеры отряда контр-адмирала Лихачева, скорей всего в силу того, что им больше других приходилось бывать у берегов Приморья.

    Все данные собирались у Бабкина, который на их основе составил первый план производства морской описи всего приморского побережья. В том, что план составлен верно, Бабкин убедился, проплыв на "Америке" вдоль береговой линии залива Петра Великого. Это был его первый продолжительный выход в море на Дальнем Востоке, и он оказался таким удачным. Вместе с моряками "Америки" Бабкин мог считать себя первооткрывателем неизвестных ранее бухт и заливов, залива Находка в том числе. Спустя год он откроет в тех местах еще одну бухту - Врангеля.

    В этом же рейсе Бабкин сделал и первую систематическую опись побережья, которая затем помогла ему составить первую морскую карту Приморья.

    Важность исследования приморских берегов понимали и в Иркутске. Ближайший помощник Муравьева-Амурского генерал-майор Карсаков писал в феврале 1860 года в Николаевск П. В. Казакевичу: "Генерал-губернатор приказал произвесть одновременно с описью топографическую съемку берега моря между устьем реки Суйфуна (Раздольной. - А. X.) и заливом Ольги, а также пополнить съемку от реки Суйфуна до устья реки Тюмени (Туманной.-А. X.) для этого командировал отделение топографов, состоящее из одного офицера и четырех съемщиков и двух тонографов и снабженных восьмью людьми на каждого съемщика".

    В штабе Сибирской флотилии тоже стали готовиться к предстоящей экспедиции. 13 мая 1860 г. П. В. Казакевич вручил Бабкину свое предписание: "Поручаю ваше-

с. 122

му высокоблагородию, отправившись на шхуне "Восток", под личным наблюдением вашим распорядиться о постановке по южному фарватеру в лимане бочек и других знаков и потом, приняв партию ожидающихся из Иркутска топографов, подробно обследовать на шхуне и береговыми партиями весь берег от заливов Ольги н Владимира до корейской границы и составить подробную морскую опись, 10сли "е всего означенного пространства, то по крайней мере важнейших пунктов этого прибрежья"⁴.

    Партию топографов возглавлял штабс-капитан П. И. Силин, который только что закончил обработку карты пути, проложенного военным инженером Д. И. Романовым между Де-Кастри и Софийском. Вместе с его партиен и должна была работать экспедиция Бабкина.

    Вначале гидрограф, чтобы не терять времени, отправил в Ольгу на транспорте "Манджур" флотских топографов Кудрина и Л'иоу'ченко. Они должны были успеть до подхода ,в Ольгу "Востока" с помощью команды стоявшего там на блокшиве "Байкала" произвести съемку окрестностей. ^

    25 мая 1860 г. топографы Силина прибыли в Николаевск. Посовещавшись с Бабкиным, решено было исследование приморского побережья разделить на две части: от Ольги до реки Раздольной и от нее до реки Туманной, и вести их одновременно.

    После долгих хлопот и сборов наступил, наконец-то, и день отхода. На шхуну "Восток" было взято дополнительное довольствие и 25 рядовых. Командиру шхуны 33-летнему П.Л. Овсянкину пришлось поломать голову, соображая, как бы разместить на небольшом "Востоке" всех пассажиров5.

    Всего экспедиция Бабкина и Силина прошла 165 миль. Были исследованы известные ранее бухты Владимира, Ольги, Тихая пристань, а также только что открытые и названные в честь святых и религиозных праздников бухты Валентина, Успения, Преображения. Евстафия.

    Уже к концу лета шхуна подошла к бухте Находка, и здесь Бабкина ожидало настоящее открытие: исследуя залив, моряки обнаружили очень уютную бухту. Бабкин назвал ее бухтой Врангеля в честь своего учителя Б. В. Врангеля, руководившего гидрографическим работами в Балтийском море.

с. 123

    В работе Бабкину большую помощь оказывали многие офицеры шхуны "Восток", особенно командир П. Л. Овсянкин и подпоручик корпуса флотских штурманов 24-летний Ф. К. Орехов. Именно Орехов спустя шесть лет издаст в Петербурге первую лоцию побережья юго-восточного Приморья, которая называлась "Руководство для плавания у западного побережья Японского моря, между заливами св. Владимира и Америки".

    Остались на карте Приморья и имена других добровольных помощников Бабкина - прапорщиков Н.А. Петрова и В.Ф. Матвеева.

    Выполняя ранее намеченный план, часть топографов пол командованием П. Кудрина и Г. Нахвальных из Ольги была направлена кратчайшим береговым путем во Владивосток с предписанием командиру поста Комарову "оказывать топографам возможное содействие в производстве порученных работ: назначать по желанию людей, отпускать провиант и провизию, давать ротных подъемных лошадей и т. п., дабы они могли пройти до гавани Посьет".

    К сожалению, прапорщик Комаров не выполнил и малой доли предписания, и далее Владивостока топографы никуда попасть не смогли. Проведя там зиму и дождавшись новой навигации, они ни с чем вернулись в Николаевск.

    Гидрографам на "Востоке" тоже не удалось выполнить исследования в полном объеме: частый туман, плохая погода да и усталость, особенно к концу навигации, мешали морякам. И все же результаты экспедиции были значительными: были собраны данные для составления карты от Владимира до Находки с подробными планами бухт. Дойти до Владивостока исследователи не смогли: закапчивалась навигация на Амуре, и шхуне следовало поторопиться с возвращением, чтобы успеть пройти Амурский лиман.

    18 сентября 1860 г. "Восток" снялся на Николаевск. Весь следующий год подполковник В. М. Бабкин с помощниками обрабатывал результаты экспедиции, а в навигацию 1862 года продолжил свои исследования в заливе Петра Великого.

    Канонерская лодка "Морж" доставила его в Хакодате, где было временное базирование судов Тихоокеанской эскадры под командованием контр-адмирала А. А. Попова, который, будучи заинтересован в пред-

с. 124

стоящих исследованиях, выделил гидрографу корвет "Разбойник", а также баркас для промеров с корвета "Богатырь".

    При этом контр-адмирал писал Бабкину: "Ничтожные средства, краткость времени и ограниченное число помощников, конечно, не позволят вам произвести подробной описи пространства, означенного военным губернатором Приморской области, а потому я имею честь просить вас при предстоящем труде обратить внимание на следующие настоятельные надобности наших судов. Так как до сих пор мы имеем оседлость только в бухтах Новгородской и Владивосток, то я считаю особенно важным, чтобы путь к этим гаваням, а также и между ними, как необходимый для судов, посылаемых в эти гавани, был исследован с тою точностью, которую требует безопасность плавания, в особенности в здешних местах, столь часто закрытых туманами".

    Работы Бабкин начал с описи берега и прилегающих к нему островов от мыса Поворотного до южной части полуострова Муравьева-Амурского, а оттуда до острова Фуругельма, не вдаваясь за недостатком времени в исследование залива Уссурийского.

    В течение двух месяцев экспедицией была исследована большая часть залива Петра Великого. Бабкин сумел подчинить опись приморского побережья определенной системе и привлечь к этому делу таких же энтузиастов, как он сам. Примитивным лотом со шлюпок делались промеры залива, зачастую в густом тумане или под проливным дождем. Август-сентябрь в Японском море - период штормов и тайфунов. Просматривая листы промеров экспедиции Бабкина, удивляешься организованности и неутомимости гидрографа.

    По окончании всех работ в заливе Петра Великого Бабкин не стал возвращаться в Николаевск, а остался плавать на судах эскадры Тихого океана, чтобы зимой обработать собранный материал, а ранней весной следующего года, не теряя времени до наступления туманов, иметь возможность проверить некоторые измерения.

    Всю зиму, ютясь в тесной каюте, Бабкин систематизировал результаты исследований. Потом под его руководством 18-летний кондуктор С. С. Атласов стал начисто вычерчивать планы. Он не смог довести это задание до конца из-за болезни, и тогда Бабкин запросил Николаевск выделить ему в помощники топографа

с. 125

И. И. Титова, который был с ним еще в экспедиции на "Востоке" и неплохо себя там показал, тем более что за прошедшее время Титов успел сдать экзамены на офицера.

    Вскоре перед Бабкиным легли начисто вычерченные меркаторская карта, а также десять планов бухт: Золотого Рога, Диомида, Улисса, Патрокла, Аякса, Париса, Новика, Рынды, Воеводы, Разбойника и др. Бабкин перебирал листы и с недоверием смотрел на плоды своего нелегкого труда; эти планы, считал он, были главным, что он успел сделать на Дальнем Востоке.

    Тогда же во время зимовки в Японии Бабкин получил известие о награждении его орденом Анны второй степени с короной. По этому поводу был устроен товарищеский ужин.

    Летом следующего года в пустынных водах залива Петра Великого то в одном, то в другом месте можно было видеть парусный корвет "Калевала", построенный незадолго до этого в Финляндии. По тем временам это было довольно большое судно с водоизмещением почти две тысячи тонн и вооружением в 15 орудий.

    "Калевала" только что совершила кругосветное путешествие из Кронштадта на Дальний Восток под командованием капитан-лейтенанта Ф.Н. Желтухина и поступила в распоряжение Бабкина для продолжения гидрографических работ. На этот раз целью гидрографа были острова, лежащие к югу от пролива Босфор Восточный.

    Без сомнения, это был самый напряженный рейс исследователя, и только при активном участии в работах всего экипажа "Калевалы" он был закончен с отличными результатами.

    Перед началом плавания начальник штаба Тихоокеанской эскадры писал Бабкину: "...кроме того, адмирал просит вас занимать работами как можно больше гардемаринов и кондукторов"⁸. Эта просьба была "е случайна: зная Бабкина как педагога и наставника начинающих моряков, командование эскадры заботилось о подготовке нового, молодого поколения гидрографо1В, которым предстоял непочатый край работы в дальневосточных морях.

    Но Бабкин и без этого письма привлек бы молодежь к своей интересной и трудной работе. Под руководством офицеров корвета мичмана А.К. Деливрона и прапор-

с. 126

щика И.П. Сидорова гардемарины и кондуктора, среди них К.И. Зеленый, А.Е. Куприянов и др., на паровом баркасе делали многочисленные промеры, производили описи.

    К концу мая "Калевала" закончила опись двенадцати островов, произвела съемку острова Фуругельма, бухт Троицы и Гамова, произвела промеры на огромном расстоянии, проверила прошлогодние работы клипера "Разбойник". Кроме этого, старшим штурманом "Калевалы" прапорщиком В.И. Герасимовым вместе с кондуктором Н.С. Васильевым было определено географическое положение восьми пунктов.

    Но вскоре пришел приказ, и "Калевала" ушла в японский порт Хакодате на соединение с эскадрой. Долго махал Бабкин рукой поднявшей паруса "Калевале", которая попрощалась с гидрографам торжественным салютом из судовых орудий.

    Корвет ушел, а Бабкин вместе с двумя кондукторами С.С. Атласовым и Н.Л. Чупровым остался в Новгородской гавани для окончания гидрографических работ, располагая только паровым баркасом и маленькой двухвесельной шлюпкой. Но и с этими ничтожными средствами он сумел произвести съемку и промер перекрестными линиями в бухте Экспедиции и Новгородской гавани. К осени вместе с помощниками Бабкин вернулся на лодке "Морж" в Николаевск.

    Несколько лет провел В.М. Бабкин на Тихом океане. Результатом его работы явились многочисленные карты Приморского побережья и ряд планов, изданных Морским министерством. За отличие в службе В.М. Бабкин был произведен в полковники, а затем в генерал-майоры корпуса флотских штурманов. Прослужив сорок лет на флоте, в 1875 году он вышел в отставку и поселился в Воронеже.

    Память о гидрографе и его верных помощниках живет и поныне в географических названиях нашего края.

    После исследований Бабкина, исследованием приморских берегов занимался его ученик М.А. Клыков, описавший залив Петра Великого от мыса Поворотного до залива Посьет.

с. 138

    Иннокентии Александрович Лопатин почти не оставил своего имени на географической карте Приморья и Дальнего Востока, но его нужно считать истинным первооткрывателем многих важнейших месторождений полезных ископаемых в нашем крае.

    В то время, когда с транспорта "Манджур" на пустынный берет Золотого Рога высаживались основатели поста Владивосток, 22-летний Иннокентий Лопатин получал документ об окончании Горного корпуса. Молодой горный инженер был направлен для дальнейшей работы в Нерченский округ, который в то время

с. 139

подчинялся генерал-губернатору Восточной Сибири. Его приказом Лопатин вскоре был переведен на Дальний Восток, так как развивающемуся краю уже требовались специалисты самого разного профиля.

    Прежде всего администрацию Восточной Сибири интересовали запасы каменного угля, необходимого в качестве топлива винтовым клиперам, бороздившим Японское море. Уголь и Приморском крае имелся и в Посьете, и в окрестностях Владивостока, и в некоторых других местах, но сведения о качестве и количестве его в том или ином месторождении были весьма противоречивы. Требовались точные данные о запасах угля, особенно в южном Приморье, с этой целью и поехал горный инженер в Уссурийский край.

    По реке Раздольной в мае 1862 года он добрался до Амурского залива, а оттуда берегом дошел до Посьета, до заброшенных угольных копей. Солдаты, занимающиеся добычей угля в этих местах, вынули почти весь уголь, лежащий выше уровня моря. Когда наклонная выработка дошла до того уровня, где приток воды стало трудно откачивать, копи забросили.

    Лопатин определил, что лучшая часть пласта уходит под воду бухты, а на поверхности остается некачественный бурый уголь, который, тем не менее, может использоваться в пароходстве.

    Из Посьета Лопатин вернулся к устью реки Раздольной, проверяя попутно карту угольных месторождений, составленную за два года до этого майором Н. Н. Хитрово.

с. 156

Об экспедиции архимандрита Палладия - Кафаров П.К.

    Помимо исследования Уссурийского края ему было поручено провести археологические и этнографические исследования

1870-1871

(частично отчет об экспедиции в Приморье был опубликован Ф.Ф. Буссе в газете "Дальний Восток", но целиком он не был опубликован и ныне хранится в Русском Географическом обществе). 5 апреля 1871 г. на шхуне "Восток" путешественник отправился на юг Приморья, в залив Посьет. Проходя мимо мыса Гамова, Палладий написал: "Мыс назван так в память офицера генерального штаба Гамова, принадлежащего к плеяде наших ученых тружеников, которые с лишениями и разными затруднениями научно исследовали неведомый край Приморской области; непростительно было бы не увековечить имена их наряду с призрачными Босфорами и Золотыми Рогами; мы могли бы обойтись и без Улиссов, Диомидов и Патроклов, когда у нас есть свои Улиссы науки и самопожертвования".

    Можно, конечно, поспорить с архимандритом Палладием насчет географических наименований, но он, по себе знавший, насколько труден и тернист путь ученого и путешественника, несомненно прав, поднимая вопрос об увековечивании имен всех тех людей, которые внесли свой вклад в освоение Приморья. И лишь в одном ошибался он: тот мыс был назван не в честь участника Уссурийской экспедиции офицера Гамова, а в честь его однофамильца, гардемарина с фрегата "Паллады" Дмитрия Гамова, увидевшего мыс первым.

    7 апреля "Восток" бросил якорь в Посьете. П. К. Кафаров провел там несколько дней, занимаясь исследованиями окрестностей. "Я очень сожалел, - писал Палладий, что не застал в живых прежнего начальника поста Дьяченко, который провел здесь много лет и изучил страну в совершенстве; он был одним из немногих оставшихся в живых сподвижников графа Муравьева-Амурского, до сих пор любящих вспоминать об эпических временах приобретения Золотого Руна на Крайнем Востоке.

    По пути в Находку Палладий посетил Славянку, тогда совсем небольшой пост.

с. 189-190

Об экспедиции Стенина.

    Организовал экспедицию Онацевич М.Л., но незадолго до ее начала он умер. Экспедицию возглавил А.С. Стенин, который прибыл во Владивосток 15 августа 1880 г. Прибыв во Владивосток, Стенин едва успел познакомиться со всеми членами Отдельной съемки Восточного океана - так официально называлась эта экспедиция,- как пересел на шхуну "Восток" и отправился в Посьет, откуда предстояло начать гидрографические работы.

    Если в первый год деятельность экспедиции носила в основном ознакомительный характер, то в дальнейшем было начато подробное исследование залива Петра Великого.

    В 1881 году был сделан зимний промер вдоль западного берега островов Русский и Попова, а также в бухте Золотой Рог и проливе Босфор Восточный. Этим занимались подпоручик корпуса флотских штурманов В.И. Филипповский и прапорщики того же корпуса А.А. Рогозин и А.П. Игнатьев.

    Летом 1881 года гидрографические работы продолжались в Амурском заливе. В распоряжение гидрографов была выделена шхуна "Восток" и пароход "Амур". В 1882 году, как и в предыдущем, исследования проводились и зимой, и летом. Промером по льду партия поручика А. И. Худолея исследовала бухту Новик на Русском острове. Летом были изучены острова Римского-Корсакова, параллельно велись работы в заливах Ольги, Де-Кастри и в Амурском лимане. Для этого были организованы две партии: начальником одной стал лейтенант Г.К. Ланевский-Волк, производитель работ прапорщик М.А. Иванцов, другой - прапорщик А.И. Худолей, с производителями работ прапорщиками С.А. Варгиным и А.Н. Моисеевым.

    ...6 июля 1883 г. в жизни гидрографов начинался ничем не примечательный день: отдельная съемка Восточного океана продолжала заниматься исследованием островов Римского-Корсакова. Рано утром на борт "Востока" с острова Большой Пелис, где у гидрографов была небольшая база, ни Стенин, ни его помощники не подозревали, что этот рейс "Востока" станет последним выходом в море этой шхуны. (В этот день он сел на мель у о. Редклиф и в течение нескольких дней был разбит волнами, впоследствии остров был назван именем капитана "Востока" - остров Стенина - прим. авт.)

с. 224

    В первый же год существования Общества изучения Амурского края Буссе направил В. П. Маргаритова на юг Приморья для раскопок раковинных куч, археологических памятников, оставленных на месте древних поселений. Результаты этой первой научной экспедиции вошли в первый том Записок Общества, изданных в 1885 г. В этот же том вошли результаты исследований другого члена Общества полковника И. П. Надарова, который совершил несколько экспедиций по Приморью с целью разведки дорог и попутно сделал некоторые этнографические наблюдения.

с. 234

    Родился Гек в Финляндии, в маленьком местечке Тенала. Жизнь у моря рано заставила его связать свою судьбу с морской стихией. Обойдя еще юнгой множество морей, Гек принимает твердое решение получить морское образование. Буквально по грошам он откладывает деньги в матросский сундучок, чтобы в 1854 году поступить, наконец, в мореходную школу финского города Або.

    Быстро прошли два года учебы. Экзаменационная комиссия приняла решение, что "после некоторой практики в мореходном искусстве Гек имеет право выходить в открытое море, то есть за пределы Балтийского моря". Этим правом молодой моряк воспользовался незамедлительно: летом 1857 года Фридольф Гек впервые отправляется на Дальний Восток на китобойце Российско-Финляндской китобойной компании.

    Около четырех лет плавал Гек по дальневосточным морям, любуясь красотами природы, поражаясь богатству далекого края, но потом все-таки вернулся на Балтику. Дело в том, что для получения диплома капитана нужно было иметь не только плавательный ценз, но и пройти соответствующий теоретический курс.

    В марте 1863 г., успешно сдав экзамен, Фридольф Гек получил диплом и стал "вольным шкипером", которым гордился всю жизнь.

    Вольный шкипер... От слов этих так и веет романтикой моря, безграничными океанскими просторами, реющими над волнами белыми парусами. Для молодого Гека был еще особый смысл, особая притягательность в этом красивом звании. Вольный - значит независимый. Всяких капитанов повидал Гек за годы плавания юнгой, да и любой матрос из команды мог позволить себе покуражиться над парнишкой. Только природная сдержанность, что в крови у скандинавов, да сознание того, что он еще дождется своего часа, помогали Геку в те минуты, когда жизнь была неласкова к нему.

    Теперь, казалось бы, позади все огорчения и хлопоты, и можно было бы, найдя неплохое место на каком-

с. 235

нибудь судне, начать плавания по родной Балтике, а там, быть может, и стать владельцем собственного парусника.

    Но недаром и по сей день говорят, что того, кто хоть немного узнал Дальний Восток, будет тянуть сюда постоянно. Вот и беспокойная душа Гека затосковала, ему вспомнилась синева Японского моря, уютные бухты Приморских - берегов, лесистые сопки, подступающие порой к самой воде. И он засобирался в дорогу.

    К тому времени на родине Гека пронесся слух о том, что на новых богатых и безлюдных дальневосточных землях можно хорошо устроиться. Несколько десятков бедных финнов, которые привыкли все делать основательно, купили в складчину небольшой парусник, чтобы на нем отправиться в далекий край.. 28-летний Гек стал у них капитаном.

    Это было первое в истории русского Дальнего Востока кругосветное переселение людей морем. Одиннадцать долгих и трудных месяцев длился этот переход. Придя в Приморье, переселенцы выбрали себе место на берегу бухты Находки и Гайдамак. Гек поселился в бухте Наездник на острове Аскольд.

    Сохранилось мало свидетельств о том, как обживали финские переселенцы эти берега, одно из них - письмо от 22 апреля 1873 г., написанное кем-то из финнов, поселившимся в Находке, было опубликовано в переводе в столичной газете "Голос": "Администрация ни о ком не беспокоится, каждый должен полагаться на свою собственную силу, как бы подражая тигру. Другой защиты здесь нет. Книги, которые привезены вместе с нами, первое время были выставлены в магазинах; но так как они не были тотчас раскуплены, то их от нас спрятали. Говорят, будто они перевезены в настоящее время во Владивосток. Наверное, есть много семейств, которые нуждаются для своих детей в азбуке.

    ...В 1872 году у нас здесь было чрезвычайно много дождя, а теперь в 1873 году, начиная с февраля, так много набралось снега, что трудно определить его глубину. Люди были совершенно без всякой помощи, а некоторые даже погибли в снегу или лишились некоторых своих членов. Почти точно так же, как и всякое другое сообщение, почта приходит на лыжах".

    На Аскольде Фридольф Гек подружился с другим

с. 236

исследователем Приморья М.И. Янковским. Вместе с ним и задумали они переехать в уютную бухту Сидеми на юге залива Петра Великого. Там шкипер построил небольшой крепкий дом, каменный фундамент которого, кстати, сохранился и поныне. У входа были поставлены мощные гранитные столбы с выбитыми на них подковами счастья. Особенно живописными были ворота, сделанные из китовых ребер, удостоверяющие, что здесь живет китобой.

    Подковы счастья не спасли дом Гека. Вот что написала газета "Голос" 4 февраля 1880 г.: "он (Гек) перешел сюда в 1877 году, из бухты Стрелок, и дела его пошли хорошо. Близость Владивостока обеспечила сбыт хлеба, овощей, молока и других произведений фермы. Эти продукты он доставлял в город на своей маленькой шхуне. В 1879 году пожелал поселиться в соседстве с ним Янковский, окончивший свою службу на золотых приисках на острове Аскольд. В июне 1879 года Гек по условию снял с острова лошадей и часть имущества. Янковского и доставил на своей шхуне на ферму вместе с двумя конюхами. Потом отправился за новым товарищем и его семейством. По возвращении на ферму колонисты застали ужасную картину. Сломанные двери, разграбленное и изломанное имущество заставили ожидать ещё худшего. И действительно, в задней комнате женщина, видно заправлявшая хозяйством, найдена повешенною со связанными руками; оба конюха и один работник с разрубленными черепами свалены в кучу, семилетний сын повешенной женщины пропал без вести. Судя по степени гнилости трупов и другим данным, надо предположить, что нападение совершено в первую ночь после вторичного отплытия Гека на шхуне с двумя рабочими; очевидно, хунхузы, скрываясь вблизи, следили за жертвами и выбрали время. Грабители удалились на шлюпках Гека, куда сложили и награбленное имущество."

    Так Гек лишился своей семьи, в дальнейшем он пытался найти следы похищенного сына, но безуспешно. С этой болью он прожил всю жизнь.

    Сразу же после трагедии Гек принял предложение от разбогатевшего земляка - местного миллионера О.В. Линдгольма стать капитаном его шхуны "Сибирь". Это был заурядный парусный двухмачтовый китобоец с небольшой паровой машиной, дававший в штиль до

с. 237

полутора узлов. Экипаж шхуны был набран с бору по сосенке, большую часть его составляли люди, ничего мыслившие в морском деле, но искавшие приключений или денег. Первый помощником Гека стал молодой американец, который еще недавно сам был капитаном конфискованной шхуны.

    В те годы Военное ведомство, озабоченное браконьерством американцев на Чукотке, несколько раз посылало свои крейсера на охранное дежурство. Было конфисковано несколько шхун, и незаконный промысел у наших северо-восточных берегов немного поутих.

    Предприимчивый Линдгольм сразу сообразил, что при этом население Чукотки лишилось тех товаров, которые поступали к ним с американских судов, и решил воспользоваться этим.

    По сходням "Сибири", стоявшей у торгового причала Владивостока, засновали люди с мешками, ящиками, тюками за спиной. Вскоре основательно осевший корпус шхуны показал всем, насколько широко готовился купец развернуть свои торговые операции на северо-востоке.

    Готовясь к дальнему плаванию, Гек побывал в гидрографическом отделе и предложил свои услуги по исследованию побережья Чукотки.

    Одним из последних на борт шхуны поднялся бравый молодой офицер А.А. Рессин, которого приамурский генерал-губернатор отправил на Чукотку, чтобы выяснить состояние дел в тех далеких местах.

    Весной 1885 года, окинув прощальным взглядом свой небольшой домик на берегу бухты, - в нем уже хозяйничала молодая уссурийская казачка, которую Гек не так давно взял в жены с двумя дочерьми,- моряк снялся в далекое плавание.

    Конечным пунктом "Сибири" должен был стать мыс Сердце-Камень, лежащий к северу за проливом Беринга. Редко какое судно заходило в эти полярные широты, поэтому исследования, которые собирался проводить Гек, были крайне важны для географической науки.

    Об этом плавании можно было бы рассказать многое: буквально из бухты в бухту обошел Гек на "Сибири" все чукотское побережье. В своих записках А.А. Рессин написал о капитане так: "Правда, нелегка служба его была до сих пор. Держась все время у самых берегов, нуж-

с. 238

но было постоянно следить, за движением шхуны, постоянно командуя то вправо, то влево, то "так держать" и при том то по-русски, то по-английски, смотря по тому, русский или иностранец стоит на руле, и в то же время торговаться с чукчами, которые толпою окружали его, оценивать их товары, отсчитывать или отмерять свои и всякую купленную мелочь, записывать в памятную книжку для отчета владельцу шхуны".

    И все же Гек успевал выкраивать время на свои гидрографические наблюдения. В свободную минутку он брал в руки старинный октан из черного дерева с лимбом из слоновой кости, который еще в молодые годы купил себе в Англии, и выходил на крыло шхуны. Все свои определения он аккуратно заносил в большую тетрадь с клеенчатым переплетом.

    11 августа "Сибирь" вошла в Ледовитый океан, 20 августа обогнула мыс Сердце-Камень. Гек держал курс на остров Врангеля, но из-за появившегося льда он отказался от своего плана и повернул обратно.

    Команда повеселела, почувствовав скорое возвращение, да и сам Гек, освободившись от части забот, все чаще сидел вечерами в кают-компании и "под аккомпанемент какой-то веселой мелодии усердно занимался постройкой модели шлюпки, по временам лишь прерывая работу, чтобы сбалансировать в ту или другую сторону при сильном крене судна. По временам он выбегает на палубу, и тогда слышится, против обыкновения, его необыкновенно спокойная и даже с нежностью в голосе команда, а возвращаясь назад, он снимает и вытирает свои очки, вытряхивает свою мокрую шапку. Однажды, решив было, но не сделав поворота, он возвратился вниз и заявил: "Нельзя, нэт шорт возми, один волна пришел, другой не надо".

    Трудно сказать, кто больше был удовлетворен результатами плавания к берегам Чукотки: купец Линдгольм, получивший больше шести тысяч рублей чистой прибыли, или шкипер Гек, сделавший описание почти всего побережья Чукотки, восточного берега Камчатки. На картах появились новые бухты и мысы, в том числе и мыс Земля Гека.

    В этом плавании у Гека проявился талант этнографа: он вернулся домой с ценнейшей коллекцией предметов эскимосской культуры и быта. Сейчас этнографы теряются в догадках, как мог простой моряк со-

с. 239

брать такую уникальную коллекцию, не имеющую аналогов во всем мире.

    Ее Гек подарил Обществу изучения Амурского края, членом которого он стал 2 сентября 1887 г.

    На Чукотке моряк близко познакомился с местным населением. Его беспокоило бесцеремонное отношение американцев к этой земле, до которой не доходили руки официальных русских властей. Позднее Гек писал: "...мы не сомневаемся, что чукчам предстоит педальная будущность, когда их главные предметы продовольствия - киты, моржи и тюлени изведутся; голод и вымирание в этом случае неизбежны, как это было, в губе Святого Лаврентия несколько лет тому назад, где почти все население умерло с голоду. Чукчи сами говорили нам, что это должно случиться между населением на нашей стороне; более трезвые и дальновидные люди между ними прямо жаловались, что американцы убивают и уничтожают без пользы китов и моржей, привозят бочками ром и деморализуют молодых людей и женщин, так что в недалеком будущем нечего будет есть и придется умирать с голоду или переселяться в неволю..."⁷

    После "Сибири" Гек командовал шхуной "Надежда", принадлежащей китобою А.Е. Дыдымову, отставному капитану 2 ранга. На ней Гек также продолжил, свои исследования - на этот раз берегов Кореи. И вот новая должность.

    Назначение Гека капитаном сторожевой шхуны "Сторож" было на редкость удачным. Из малочисленной команды в 15 человек, из которых почти половина впервые выходила в море, опытный моряк смог сформировать слаженный экипаж. На борт шхуны было взято и оружие. Его скрывала крепкая дубовая обшивка вместительного трюма.

    18 июня 1893 г. "Сторож" вышел на свое первое охранное дежурство. На борту шхуны находился и заведующий русскими рыбными промыслами. Район был 9чень большим: от корейской границы до севера Приморья. Кстати, на ней Гек и продолжил свои гидрографические работы.

    Около десяти лет, почти до самой смерти командовал Гек "Сторожем".

с. 266-267

    В июне 1887 г. во Владивосток прибыл капитан 1 ранга С.О. Макаров, командовавший корветом "Витязь"

    Экспедиции подполковника Стенина, которая занималась в тот период гидрографическими исследованиями в заливе, хватало работы с точным определением берегов.

    Вот Макаров и выразил желание подключить к работам по исследованию залива и экипаж "Витязя". Учебные занятия корвета были почти закончены, и командующий отрядом судов в Тихом океане удовлетворил просьбу Макарова.

    Перед началом работ Стенин снабдил Макарова точными координатами всех основных географических точек от Владивостока до реки Туманной и даже назначил на первые дни помощника в лице подпоручика И. С. Сергеева.

    Обыкновенно работа шла так: корвет шел со скоростью около трех узлов, и каждые пять минут за борт бросался диплот. За этим строго следил дежурный офицер, заносящий все данные в специальный журнал.

    За 14 дней корвет произвел промеры от мыса Поворотного до мыса Гамова. На основании полученных данных Макаров сформулировал указание для подхода в туман к Владивостоку, которое долго служило морякам.

    17 ноября 1887 г. корвет "Витязь" ушел из Владивостока в одиночное плавание по Тихому океану. За полгода он посетил тридцать различных редко посещаемых портов, собрав о них ценную информацию, и 14 мая 1888 г. вернулся во Владивосток. С 16 по 22 мая Макаров на "Витязе" продолжил начатые в предыдущем году морские съемки, теперь уже на юге Приморья, где одна из бухт получила название Витязь в честь судна.

    Примечательно, что и в наши дни в этой бухте находится дальневосточная база ученых-океанографов.