Бурачек Е.С. Воспоминания заамурского моряка. Жизнь во Владивостоке. 1861-1862 г.г. Бурачек В.В. До и после Владивостока.
Приморское краевое отделение Русского географического общества - Общество изучения Амурского края.
Воспоминания Е.С. Бурачека (начальник поста Владивосток) о поездке в пост Новгородский с начальником Новгородского поста Черкавским зимой 1862 г.
с. 42
Наконец, 11-го января, рано утром, мы тронулись в путь в Посьет. С. отправился на своих двух лошадях на Суйфун, а мы, т.е. я, Ч. и купец С[еменов], в качестве переводчика, ехали тоже на двух лошадях: в одной кошеве везли разные вещи для Новгородского поста, а в другой лежал Ч[еркавский]. Стояла ясная, тихая погода; солнце играло на шероховатом льду. Мы направились на северную оконечность Песчаного мыса, рассчитывая, что около берега найдем уже крепкий лед и пройдем на южную оконечность мыса, а потом переночуем в фанзе на р. Мон-гу. При этом и щель, замеченная на льду в заливе, оставалась в правой руке. Пройдя, однако, более половины залива, мы заметили, что лошади стали
с. 43
как-то робко идти. Мы остановились и приказали попробовать толщину льда; оказалось только четверть аршина. Лошадей повернули почти на полуостров Саха-Цунза, а я с С. пошли было напрямик, но через полверсты вынуждены были возвратиться: лед под нами гнулся; пришлось обходить только что затянувшуюся полынью, отчего дали крюк верст в 10. Подходя ближе к северной оконечности Песчаного мыса мы разглядели, что заберегов нет. Надобно было пройти всю песчаную бухту до конца и там перевалить через мыс.
От северной оконечности мыса до фанзы оставалось более 15 верст, а мы порядком проголодались, да и лошади приустали. Начали искать места для остановки, а главное - ключа воды, чтобы напоить лошадей. При входе в бухту, на левой стороне, под утесом, увидели старую развалившуюся фанзу и пошли к ней, чтобы не сидеть на ветру. Лошадям дали сена, а себе поставили котелок и чайник со снегом. Собравшись с силами, мы прошли далее и, пройдя верст пять бухтой, вдоль берега, по пресному льду, от р.
Ама-бэ, впадающей с северной стороны, вышли на низменность.
Песчаный мыс, оканчивающийся к Амурскому заливу высокими крутыми обрывами, на противоположной стороне имеет очень отлогий скат с низменным берегом. По этому скату растет редкий лес, преимущественно дубняк. По северному берегу бухты на полверсты тянулся неширокой полосой черный лес. Летом мне пришлось быть на этом скате; он покрыт сплошными дубовыми пнями, срубленными очень недавно. Китайцы истребили этот лес, с целью уничтожить притон тигров, которых было множество на этом мысе, - зимой опасно было ездить из Хунчуна на Цема-хэ и далее.
Выйдя из песчаной бухты на низменность и пройдя ею около 7 верст, по ветоши, покрытой на пол-аршина снегом, мы сошли на лед Амурского залива и пошли к фанзе на южной оконечности. На этом месте обогнало нас несколько возов, нагруженных кожами диких зверей. На вопрос: "Куда они едут?" Китайцы отвечали: "На ярмарку в Хунчун".
Когда мы пришли в фанзу, стало смеркаться, и китайцы уже отужинали. Мы напились чаю и улеглись спать на горячем кане, но едва начали засыпать, как в фанзу вошло еще несколько китайцев, которые, поужинав, тоже улеглись. Часу в десятом вечера нас всех разбудил какой-то неистовый крик и за тем выстрел из ружья. Хотя на этот крик китайцы не обратили никакого внимания, я послал солдат узнать, что
с. 44
такое случилось во дворе? Оказалось, что лошади стоят спокойно и едят корм, что у фанзы много китайских возов и что около них ходят два китайца. Через четверть часа опять тот же крик, только еще пронзительнее, потом выстрел. Я хотел было уже идти сам, но хозяин фанзы, очень приветливый старик, встал с постели и просил меня успокоиться: "У возов сторож, - начал он; - а этот крик и выстрелы - чтобы тигр не подходил. Услыхав разные крики, зверь будет думать, что очень много народу сидит во дворе и не подойдет к возам, не тронет лошадей". Едва стала загораться заря, мы поднялись и тронулись в путь. Китайцы еще не вставали, только хозяин хлопотал об изготовлении завтрака.
Вдоль всего Амурского залива почти до мыса Гамова, верстах в пяти от берега, тянется высокий хребет, прерываемый в нескольких местах ручьями и речками. За ним также виднеются горы. По словам китайцев, они покрыты густым, едва проходимым лесом: северные скаты - черным, хвойным, южные -лиственным, преимущественно дубом. В нескольких местах от хребта идут более или менее высокие отроги гор, оканчивающиеся иногда у самого берега обрывами. Южнее Песчаного мыса нам встретился первый, очень высокий отрог, который отделяется от низменности мыса узкою, длинною бухточкой.
Пройдя верст 20 вдоль берега, мы подошли к речке Монгу. Она не была покрыта льдом и на устье сильно играла, а потому поворотили влево на залив и, найдя на полверсте от устья крепкий лед, обошли речку. Впрочем, и Ч. и я в первый раз шли этой дорогой зимой. Верстах в пяти от устья р.Монгу, встретили второй отрог, оканчивающийся обрывистым, широким мысом, около которого ходил бурун. У самой подошвы отрога нашли устье какой-то речки, крепко замерзшее. Едва перешли через него, увидели дорогу, поворотившую со льда на берег. Через несколько шагов, заметили несколько фанз, одну возле другой. В одной из них решились обедать. Оказалось, впрочем, что это была одна фанза, и от нее шли два забора, покрытые крышей. Под одной из них стояло два жернова, в которые впрягаются быки; на противоположной стороне под крышей стояло несколько здоровых быков.
Самая фанза, занимавшая середину между заборами, разделена была на две половины. В одной жило четверо китайцев; в другой стояли запасы: ячменя, мелкого проса, гоуляна (род красного крупного проса,
с.45
очень выгодного для корма скота),
капусты и разной старой посуды из-под водки. Кстати заметить что китайцы водку и вообще все жидкости держат в плетеных корзинах, выложенных внутри каким-то составом, не размокающим даже в горячей воде, весьма похожим на бумажный картон. При всем желании добиться, из чего делается эта смазка - я никак не мог узнать; от всех спрошенных слышал один ответ: это делается в Гирине и Сансине - города в Маньчжурии.
Часу в первом после обеда, мы тронулись далее. Когда перевалили через отрог, открылось ровное место, и вдали виднелись горы славянского залива. От этого отрога до залива вся местность низменная, болотистая, усеянная кочками; снегу не было; трава вся выжжена, так что идти по колючкам было тяжело. Спустившись с отрога, у подошвы встретили одинокую фанзу, из которой валил густой дым. Около нее стояло две китайских шлюпки, наполненные водой; на льду, против фанзы, саженях в двадцати от берега, стояли две других шлюпки, - между ними была сделана прорубь во льду. В этой фанзе жил солевар.
Китайцы вываривают соль из морской воды только в зимнее время, следующим образом. На лед ставят шлюпку или две, смотря по состоянию и по количеству котлов, вмазанных в печь. Между шлюпками делают прорубь и наливают в них воду; образующийся на поверхности лед снимают до тех пор, пока вода перестанет замерзать. Тогда насыщенный раствор переносят ведрами в котлы, под которыми держится постоянный огонь, и в шлюпки около фанзы. Накипь соли от стенок котлов отбивают плоским ломом. Котлы вмазываются в особо устроенную печь в фанзе, отдельно от кана. Для устройства печи вырывают яму в полтора аршина глубины, а длиной и шириной - по числу вмазываемых котлов. С трех сторон яму выкладывают камнем на глине с песком и навозом. Стены выводят на аршин выше пола фанзы. Между стенами печи вмазывают котлы. Трубы у печи не делают, - дым выходит из устья ее в фанзу. Для топки употребляют обрубки толстые, до четырех аршин, для того, чтобы не так скоро сгорали. От беспрерывной топки печь до того накаливается, что к устью нельзя близко подходить. В фанзах, где происходит солеварение, дым постоянный, но я ни разу не встречал хозяев этих фанз и работников, подверженных глазным заболеваниям. Чем объяснить этот факт? Неужели привычкой? Не думаю! Соль слишком дорога в этом краю. Сто гинов, т.е. 3 пуда 16 фунтов, стоят от 4 (5 р. 32 к.) до 6
с. 46
мексиканских долларов (8 руб.)
При входе нашем в один длинный заливчик, солнце уже закатилось. Переход с утра сделали более 45 верст и приустали порядком. Солдат, бывший с нами, доложил, что тут по речке живут тазы, у которых есть жены. Меня очень заинтересовало посмотреть этих тазов, о которых слышал много и от солдат и от китайцев. Решились ночевать у них и лошадей повернули в речку; С. со мной пошел берегом. Прошли версты полторы - смерклось, а фанзы не видать. Речка очень извилиста. Пройдя еще с полверсты, услышали лай собак; на него и пошли. Верстах в пяти от берега, в кустах ивы, стояла большая, но бедная фанза. Все уже спало, когда мы вошли в нее. К счастью, в кармане у С. был огарок свечи. При свете ее мы разглядели спавшую женщину и около нее восемь ребят. Поднялся хозяин и засветил жирник. Вслед за ним с кана встала толстая, жирная фигура женщины с маленькими глазками. В носу у нее вдернута была сережка, в ушах по несколько серебряных и медных колец, вдетых одно в другое, и низко спускавшихся с плеч. Коса распущенная и разделенная надвое, на плечах была обвита несколько раз толстым красным шнурком. Женщина подошла ко мне, посмотрела очень пристально и громко закричала на лежащих детей.
Я попросил хозяина разложить в угольнике огонь. Вскоре подъехал и Ч[еркавский]. Мы хотели было поужинать пельменями и ложиться спать, как откуда-то в фанзу набралось много народа, больше молодых девушек, и только двое молодых мужчин. Всем присутствующим мы раздали по куску сахару. Это развязало им языки. Хозяин фанзы предложил нам купить одну из девушек, которая нам понравится. Мы поблагодарили за предложение чашкой чаю. Мы легли спать, но гости не уходили и разговаривали на каком-то непонятном нам языке. Ни Ч., ни солдат не было в этой фанзе, и потому мы немножко трусили.
Страха ради - гостям и зверю - Ч. отдал солдату свой револьвер для того, чтобы он сделал три или четыре выстрела. Вместо ожидаемого страха, у наших гостей явилось любопытство: каким образом из одной штуки столько выстрелов. С. объяснил им, что один может убить шестерых... Мы уже стали засыпать, а публика все оставалась.
С рассветом стали было собираться в дорогу. Пред нами было 8 ребят, все дети этой женщины. За ночлег всем ребятам дали по новенькому двугривенному. Нужно было видеть радостные лица хозяина и его жены. Часу в восьмом утра мы пришли на
с. 47
Славянский станок. Славянская бухта имеет вид наугольника, вдавшегося в материк двумя бухтами: одною - на запад, а другою - на юг. По берегам этих бухт стояло четыре фанзы; две из них солеварни. На западном берегу южной бухты высокие горы, оканчивающиеся обрывистыми мысами. Между ними заметны следы ключей, по накипям на льду, образовавшимся в падях. На южном берегу южной бухты расположен
станок. Около него виднелись издали две крыши и несколько стогов сена. Солдаты, жившие на этом станке, очень обрадовались нашему приезду. Мы расположились пить чай; для закуски нам подал один из солдат соленой красной рыбы, которую называют кита. Осматривая машинально дом, я заметил на верху окна какой-то конверт за карнизом. "Что за конверт лежит у вас на верху?" - спросил я стоявших солдат. "Виноваты, ваше б-ие, вчера утром пришла почта из Посьета". При этом он подал конверт с припечатанным пером. К печати прикрепляется сургучом перо, для означения, что посылаемый конверт должен быть передаваем со станка на станок безостановочно. Фельдфебель доносил о благополучии поста и команды. Во время отсутствия Ч. тигр два раза подходил к скотному двору, почему и был усилен ночной караул. Отдохнув в станке, мы отправились далее. Перейдя чрез очень высокий отрог, идущий от хребта к берегу Амурского залива, мы спустились на речку, изобилующую весною и осенью китою. Дорога шла на устье следующей к югу речки, перейдя которую, увидели фанзу, совершенно скрытую в кустах ивы. Около фанзы сложен был в нескольких скирдах хлеб; пшеница и овес. Хозяин фанзы встретил нас очень любезно; он - что меня удивило - был одет очень чисто. Фанза разделялась на две половины; в одной, очень чистенькой и светлой, жил хозяин; на стенах висело несколько картин китайской работы, желавших изобразить женщин; при входе стоял шкаф русской работы, в котором было несколько книг, доказывавших, что китаец принадлежал к числу грамотных. В другой половине жили работники; там было очень грязно, валялись обноски платья, тряпки и пр. Работников не было дома; они были отправлены на ярмарку, в Хун-Чун. Посидев здесь немного, мы продолжили путь и скоро достигли другой фанзы, стоявшей на самом берегу Амурского залива, недалеко от мыса Гамова. Солдаты назвали эту фанзу "поворотной", на том основании, что от нее дорога в Посьет поворачивала с берега
с. 48
Амурского залива в лощину между отрогами гор, идущими от хребта, и высокими горами, образующими северный берег рейда "Паллады".
Хозяин "поворотной" фанзы, старик лет за 60, очень бодрый и крепкий, приветливо встретил Ч.. После обычных китайских любезностей он спросил:
- Кто эти, которые идут с тобой?
- Полковник из Владивостока и купец, - отвечал Ч. шепотом и с важной миной. Хозяин сделал мне цинань, т.е. сжав кулаки рук, сложил их вместе на груди, встал на одно колено и поклонился. Я принял это приветствие, по китайским приличиям, сидя, и левой рукой приподнял китайца, сделав вид, что не желаю этой почести и проговорив: буюн, буюн, т.е. напрасно, лишнее. Это произвело на китайца свое действие: встретить в русском варваре, как вообще величают нас в Китае, знание китайских приличий и церемоний - большая редкость.
Хозяин принялся хлопотать, а солдат на угольках развел огонь и поставил котелок с водой для чая и пельменей. Пельмени скоро поспели; ими угостили китайца, причем, конечно, не обошлось без "приличий": два раза предлагали ему есть с нами, он отказывался, говоря, что недавно уже поужинал, в третий раз я сам положил в чашку пельменей и предложил хозяину, зная до какой степени китайцы любят это кушанье: в праздники, которых, к счастью, у китайцев немного, последний бедняк старается приготовить себе это блюдо; без пельменей китайцу и праздник не в праздник. Китаец, съев чашку, с наслаждением наложил себе другую. После этого попотчевали его чаем, которого он выпил несколько чашек и принялся снова хлопотать. Из своей кладовой, устроенной вне фанзы, принес кусок мяса дикой козы, вымыл, нарезал мелкими кусочками и спустил в котел; туда же положил чищенного картофеля, предварительно вымытого в нескольких водах. Когда вода стала закипать, положил соли и круп (мелкого проса); а через несколько времени накрошил китайской капусты; несколько раз пробовал и понемногу прибавлял всякий раз соли. Меня очень заинтересовала эта стряпня, потому что китайцы не употребляют соли при изготовлении своей пищи. Я спросил хозяина:. "Отчего он так готовит?"
- Русские любят готовить свои кушанья с солью,- отвечал китаец с довольной улыбкой; - джей лай ци (это выйдут щи), надобно заметить, что ни один китаец не может произно-
с. 49
сить "р" и "щ"; они заменяют первую букву - "л", а вторую -"ч" или "ц". Маньчжуры, напротив, произносят ту и другую букву весьма чисто. Этим произношением я мог отличить маньчжур. отправлявшихся на сбор взяток, от китайцев, живущих на нашей земле.
Мы начали было ложиться спать, но китаец упрашивал попробовать щей. Они были приготовлены так вкусно, что мы съели по несколько чашек. Нужно было видеть восторг китайца.
Пользуясь его расположением, я спросил о китайце, который живет на второй речке от Славянской бухты.
- Он очень ученый человек, - начал хозяин, - знает до 4000 знаков (т.е. может читать все книги и потому с утра до вечера занимается чтением). У него 4 работника, пять быков, сеет много хлеба, ловит и вялит столько рыбы, что продает ее на 300 дан серебра (около 500 рублей) ежегодно в Хунчун. Денег у него много и он не знает куда девать их.
- Отчего не отдает их в купеческий дом? - спросил я.
- Оттого, что здесь больших богатых купеческих домов нет, а в Пекин посылать нельзя, потому что он убежал оттуда. Он жил в Пекине очень богато, - у него было три наложницы. Губернатор Пекина хотел завладеть его деньгами и приказал подбросить к его дому мертвое тело. Его посадили в тюрьму и по приказанию губернатора хотели отрубить голову; он убежал и с тех пор живет здесь.
Я сделаю отступление, чтобы разъяснить этот рассказ китайца. По всему Китаю, кроме государственных кредитных бумажных знаков ходят, и еще гораздо лучше, векселя китайских торговых лавок. До сороковых годов нынешнего столетия, когда в Китае были еще и иезуиты, государственные финансы были в отличном состоянии. Под надзором и руководством иезуитов, разрабатывали медную руду и из меди чеканили или, правильнее, отливали медную монету. Правительственные бумажные деньги ходили по настоящей цене, потому что обменивались во всякое время во всех казначействах. В 40-х годах по распоряжению правительства все иезуиты были истреблены по всему Китаю почти одновременно. С этого времени медная монета перестала прибывать, а находившаяся в обращении употреблялась китайцами на изделия. Правительство продолжало выпускать бумажные деньги, но не имея достаточно разменного фонда, перестало производить размен бумажек. Вследствие этого государственные бумажки теперь упали на 90% своей стоимости.
с. 50
Китайские торговые дома всегда принимали вклады за 6%. Китайцы вообще не любят держать у себя на дому звонкой монеты и, чуть накопится излишек, сейчас же отдают их в купеческий дом и берут векселя. Только ими и поддерживается торговля Китая. Векселя некоторых торговых домов Пекина, Тянь-Дзина и Шанхая ходят по всему Китаю. Этот внутренний кредит весьма замечателен, но, к сожалению, до сих пор остается тайною для Европы. Иезуиты, несмотря на свое долгое пребывание в Китае, не обратили внимания на этот вопрос. Наша пекинская духовная миссия находится уже 150 лет в самом центре этого двигателя Китая, но мне не пришлось встретить даже слабого намека на этот вопрос в напечатанных трудах членов нашей пекинской миссии.
Я упомянул выше, что китаец имел трех наложниц. Постараюсь и это объяснить, насколько мог узнать от китайцев и наших миссионеров. Женитьба молодых людей в Китае не есть добровольное, обоюдное желание обоих лиц. Этого желают их отцы - и кончено. Большею частью случается, что молодые супруги бывают назначены друг другу своими отцами еще при рождении, в пеленках. Женят парня, когда ему минет 17 лет, на девушке, которую он видит иногда в первый раз в своей комнате уже по совершении свадебного обряда.
Как совершается этот обряд - сказать многого не могу, потому что мне ни разу не случалось видеть его самому. Жених в носилках относится в дом невесты. Она, вся закрытая, сажается в другие носилки, относится в храм за женихом, где бонза (священник) молится. Из храма жених и невеста, каждый в своих носилках, относятся в дом жениха, где гостям устраивается угощение. Невеста все время сидит с закрытой головой до пояса. Потом с обычными церемониями провожают молодых в спальню.
Женатый китаец поставляет своею священною обязанностию иметь хоть одну наложницу. Закон разрешает ему иметь только одну жену, а наложниц - сколько ему позволят средства. Имея наложницу, китаец "делает честь своей жене", и тем большую, чем более наложниц в доме китайца. Все черные работы по дому и хозяйству исполняет наложница, а жене остается только сидеть на кане, поджав под себя кренделем ноги, курить табак и отдавать приказания. Захочется жене есть, пить - наложница подаст все и в то же время стоит перед женой хозяина на ногах, не смея присесть, пока не получит от нее приглашения. Понятно, что содержание лишней женщины в доме, которую нужно одевать, обувать, поить, кормить, не иначе
с. 51
может иметь место, как при хороших средствах. Иметь же трех наложниц, значит быть весьма достаточным китайцем, пользоваться общим уважением и, конечно, завистью других, в особенности начальников, которые большею частию маньчжуры.
Здесь кстати будет рассказать еще об одной особенности китайской жизни: в Китае нищенство чрезвычайно развито. Нищие составляют свой цех, имеющий свою управу и свой капитал. В него записываются иногда дети богатых родителей, в наказание своих отцов, и остаются в нищих по нескольку лет. В Тянь-Дзине мне указывали на одного нищего, молодого мальчика лет пятнадцати, записавшегося в этот цех, в наказание своего отца, - за что - этого не знаю. Начальники иногда посылают своих слуг подбросить мертвого нищего к дому какого-нибудь богатого китайца, чтобы взять с него хороший откуп, или же отдать его в судилище, чтобы лишить жизни и забрать все его состояние; первое случается очень часто. Причину самоуправства китайских начальников можно объяснить только тем, что они не получают жалования, а между тем должны ежегодно вносить известную сумму денег начальнику, доставившему должность. Может явиться новый претендент, который предложит за место высшую плату и наверно получит его, а предшественник, если не удалится добровольно, будет осужден на смерть, или, совершенно ограбленный за мнимые упущения, нищим отпущен по миру. Конечно, начальник, вступивший на должность, приискивает всевозможные средства, чтобы тянуть сок со своих подчиненных, для уплаты своему патрону за место. Это замечание, при случае, подтвержу некоторыми фактами.
Восход солнца мы проспали и только в 8 утра тронулись в путь. Дорога от берега повернула по распадку между отлогостями гор довольно высоких: на глазомер некоторые вершины имели до 700 фут. Снег лежал глубокий; местами виден был след дороги, а местами лошади проваливались по брюхо. Наконец, мы вышли на речку, шумно бежавшую по камешкам. Пользуясь водой, остановились кормить лошадей и обедать; при этом оказался недочет в провизии, а потому довольствовались одним чаем. Едва лошади съели овес, мы тронулись в путь. Через две, три версты открылась ровная местность, отделявшаяся с правой стороны крутыми, но невысокими горами; с левой стороны горы уклонились далеко влево и перешли в холмы. Распадок расширялся на северо-запад.
- Почему мы идем вправо, т.е. на северо-запад, между тем, как дорога должна идти на юго-запад? - спросил я.
- Мы идем правой стороной речки, потому что левый берег летом непроходим, - там топкое болото.
- Так ли? - ведь летом вам не случалось проходить здесь, а на показания солдат много полагаться нельзя...
Меня заинтересовало замечание Ч.; я стал пристальнее вглядываться в местность по левой стороне речки, - она оказалась холмистою. Желая более ознакомиться с местностью, я перешел речку по шевере (порог, каменья) и пошел левой стороной, стараясь не терять из виду своих спутников. Местами около речки попадались болотистые места, но они шли от нее не более как на сто сажень, а дальше шла холмистая местность; признаков болота не было видно, вероятно, солдаты вывели свои заключения по лету 1861 года, когда дождь шел каждый день, в продолжении 55 дней. Но таких дождей, по замечанию китайцев, они больше не помнят.
Мои спутники значительно ушли вперед по левому берегу, и я не заметил, как перешли они речку. Уже смеркалось. Боясь заблудиться, я пошел по пересечку того направления, на котором потерял своих спутников из виду. Я был страшно голоден, потому что чай, налитый в желудок около полудня, сил не подкрепил. Наконец я наткнулся на свежий след саней. Тихая, ясная, звездная ночь как то холодила мои способности; беспрестанные напоминания голодного желудка не давали разыграться фантазии. Но при всем том я не нашел ни одного довода -
противоречившего доступности Посьета с севера. Местность представляла удобство для движения войск даже развернутым фронтом.
Я, может быть, долго бы шел этой дорогой, если бы не был выведен из задумчивости окликом, который послышался позади меня. Что бы это значило? - подумал я, не повернул ли я назад?... Я спросил по-китайски: "Куда дорога?"; но окликов не стало слышно. Я пошел опять по дороге, но не прошел и версты, как услыхал позади себя явственно:
- Ваше благородие, это вы изволите быть?
Этот вопрос озадачил меня. Уж не из Владивостока ли за мной погоня? Не взорвали ли порох?.. Ноги задрожали, когда я разглядел лошадь, скачащую во весь карьер, прямо на меня.
- Что случилось?
- Послан за вами, пожалуйте скорее...
Я сел в сани, и меня скоро подвезли к спутникам. Они остановились, чтобы дать перехватить лошадям. До Посьета, по соображениям солдат, оставалось около 20 верст. Ч[еркавскому] было худо; он лежал на снегу. Когда я взял его за руку, он открыл глаза и едва-едва слышно проговорил: "Поедемте скорее домой, мне нехорошо".
Для ускорения пути, мы спустились на речку, сели в сани и доехали рысью. Кучер передовой лошади как-то проглядел, и мы заехали в такое узкое, заваленное деревьями и корчами место, что нельзя было не только проехать, но и пройти. Поворотили назад, проехали версты две и решились остановиться покормить лошадей, - да и самим-то нам хотелось согреться. После заката солнца задул ветерок. Разложили костер и хоте-ля достать воды, но лед был более аршина толщины; принялись таить лед для чая. Посуды оказалось всего одна чашка, из которой пили по очереди, без сахара, прикусывая сухарем.
Был уже 12-й час ночи, когда мы тронулись в путь. По соображениям, мы находились верстах в десяти от поста. Проехав с час времени по извилинам реки, мы увидели какую-то фанзу. Это поставило в тупик и Ч. и кучера. "Какая фанза, откуда взялась на этой речке, и куда это мы заехали?" Стали стучаться в двери. Хозяин не отпирает и дерзко спросил: "Кто так поздно?" Однако, на наше грозное требование, китаец отворил. В фанзе - кан был холодный. Я начал руками отыскивать угольник, чтобы добыть огня, но нигде не нашел.
- Что за фанза, кто тут хозяин? - спросил я по-китайски.
- Я хозяин, - робко отвечал китаец, - моя фанза.
- Сколько верст до русского поста?
- 25 китайских ли (около 12 верст).
- Куда мы забрались? - спросил я кучера, добывшего каким-то образом огня.
- Не знаю, ваше благородие, - отвечал он. - Тут должен быть рыбак, наш приятель; только у того фанза богаче - всего найдешь. А тут ровно ничего, даже изгороди нет.
Я вышел из фанзы на улицу, чтобы предложить Ч. переночевать здесь, но не нашел в кошеве; он уже лежал на кане навзничь; в груди у него было сильнейшее хрипение. Я взял его за пульс, - биение едва слышное; я было хотел расстегнуть ему шубу, но он крепко сжал мою руку. Солдат догадался достать из моего мешка свечку. При свете ее я заметил, что Ч. глазами просит меня оставить его в покое. Я приказал было приготовить чаю, но у китайца и дров не нашлось. С горя я завалился на кане и сладко уснул, но очнувшийся Ч. скоро разбудил меня.
- Поедемте скорее, дома отдохнем; уже теперь недалеко. Мне не хотелось вставать, но делать было нечего, нужно было подняться. Боль в ногах, от дневной ходьбы по мягкому снегу, была нестерпима, к тому же и ко сну сильно клонило. Меня посадили в сани и я тотчас же задремал...
Я упал с раскатившихся саней и очнулся. Мы уже поднимались с бухты Экспедиции на высокий берег. Лай собак и освещенные окна поста подействовали на меня успокоительно.
В исходе 4-го часа мы были уже в жилище Ч.
В комнате, где жил Ч. в Посьете, было не совсем тепло; впрочем, на столе кипел маленький самовар, и Ч. предложил было рому, но его оказалось так мало, что едва доставало нам по ложке. Пока мы согревались, мне приготовили постель и вместо одеяла подали енотовую шубу. Я принял было это за насмешку, но Ч. серьезно отвечал: "Ведь у меня в доме не то, что у вас. Смотрите, не отморозьте носа... Захотите пить, одевайтесь и ступайте на кухню, а в комнате вода мерзнет". Не раздеваясь четыре ночи в фанзах, из страха насекомых, я теперь с радостию разделся и лег под шубу. Проснувшись в 8 часу утра, я было высунул руки; оказалось, что холод был нестерпимый. В комнату вошел Ч. в теплом пальто и в шапке. Я было вытаращил на него глаза; но он, засмеявшись, проговорил: "Имею честь доложить, что у нас в комнате -2°R, а в посту нет ни дров, ни угля... Что было при мне запасено, все сожгли. Если хотите отвести душу, вскочите скорее и пойдемте к Ю."
Бывшие в Посьете летом, не собрав сведений о температуре места, приняли его, основываясь на его широте (42° 50' N) и жаре, за Италию. Между тем, по метеорологическим наблюдениям Ч., средняя температура в декабре месяце была -18°R, a наибольшее падение термометра -24°R... Хороша Италия!
Метеорологические наблюдения проводились Ч. с большою аккуратностью, - стоит рассказать историю их. В 1860 году, в конце октября или в начале ноября, в Посьет зашел клипер "Наездник" с начальником эскадры Китайского моря. Лейтенант Каз., находившийся при начальнике эскадры, подарил Ч. анероид и термометр, с убедительною просьбою - вести метеорологические наблюдения. Для образца он оставил Ч. печатный экземпляр метеорологического журнала, отпускаемого гидрографическим департаментом на военные суда. При этом К. просил Ч. высылать через каждые 4 месяца копию с журнала наблюдений в Петербург. Нужно было видеть с какою любовью и аккуратностью производились наблюдения. Во время отсутствия Ч. из поста, они делались фельдфебелем, которого он, как сам выражался,"школил целый месяц". Нужно заметить, что эти наблюдения были единственные на всем берегу Приморской области, от Николаевска до нашей границы с Кореей, т.е. до р.Тюмень-Ула.
Пост расположен при Новгородской бухте на северном берегу полуострова, имеющего направление на юго-запад от материка. Вершина полуострова примыкает к открытой, безлесной, низкой местности, изредка приподнятой едва заметными холмами. От этой местности, к концу полуострова, поднимается высокий хребет, который образует на северном берегу крутые, обрывистые мысы, омываемые бухтою Экспедиции. На северном скате расположены весьма тесно здания поста. Южный скат хребта полуострова весьма отлогий, омываемый заливом Новгородским.
Берега бухты Экспедиции низменны, открыты, безлесны. В нескольких местах стоят одинокие китайские фанзы, в которых живут китайцы, не имеющие ни огородов, ни полей, потому что занимаются сбором морской капусты и ловлею морских червей, составляющих их промысел. Вообще они очень бедны. От морского залива, названного рейдом Паллады, бухта Экспедиции отделяется низкою песчаною косою, оканчивающейся несколькими высокими, 70-фунтовыми каменьями, и носит у китайцев название Чухедза5. На косу с бухты вытаскиваются лодки промышленников морских червей и капусты. Число лодок в 1862 г. доходило до 400, по словам китайцев. Тут же, под защитою каменьев от NW ветров, выстроено три фанзы, в которых живут сторожа лодок.
Рейд Паллады защищен с севера высокими, обрывистыми берегами, которые узкою оконечностью подходят к Чухедза, оставляя проход сажень в 200. В середине прохода находится остров. Между полуостровом и северным берегом рейда Паллады, залег глубоко в материк Новгородский залив.
Хотя Посьет и признан местностью, удобною для устройства там порта, и военного и купеческого, но, кажется, один взгляд на карту прямо говорит, что устройство укреплений для защиты с моря и суши потребует таких капиталов, которые никогда не окупятся. Уже одно обстоятельство, что Новгородский залив и бухта Экспедиции замерзают на 4 1/2 и 5 месяцев в году, прямо говорит о невыгоде этого пункта.
При назначении Ч., с его ротой, для занятия поста в Посьете, ему приказано было в Николаевске построить бараки и разобранными перевезти в Посьет. При первоначальной высадке роты на берег в Новгородской бухте, Ч. хотел тут же поставить и бараки; но ему приказано было поставить здания в бухте Экспедидии, на том месте, где они расположены теперь - на самом юру. Господствующие в зимнее время года северо-западные ветры, вырываясь из ущелий с ужасною силой, дуют на здания поста, расположенные на высоком, обрывистом берегу полуострова, отделяющего Новгородский залив от бухты Экспедиции.
Здания Новгородского поста составляют: офицерский флигель, две казармы, кухня, два маленьких домика для двух женатых солдат и цейхгауз, все - ни больше ни меньше как бараки.
В столбах, врытых в землю, выбраны пазы, в которые загнаны доски, толщиной 21/2 дюйма. Снаружи и внутри стены барака вымазаны глиной. Крыши первоначально были сделаны из сена; их в первую зиму, во время снежных ветров, срывало, и потому при усиливающемся ветре существовала особая команда: пошел все крыши держать. Тес для крыш был изготовлен в Николаевске, но его нельзя было погрузить на транспорт "Манджур" по недостатку места. Сена же было заготовлено только для корма скота, лишнего не было, а потому команда принуждена была каждый раз во время ветра ложиться на крыши, чтобы своею тяжестью предохранить их от разрушения. Представьте себе положение солдат: целый день они работали на домке угля, а ночью вместо отдыха на нарах, - ступай лежать на крышу. Нужно удивляться еще, как эта команда мало потеряла людей: в течение трех лет пребывания, из 300 человек было только трое умерших, из коих двое от пьянства. А между тем таких ветренных дней в течение декабря 1860 года было, но заметкам Ч. в метеорологическом журнале, двадцать... В бытность мою в Посьете, в январе 1862 г., крыши были уже из досок, благодаря командиру транспорта "Японец" Н.Я.Ш. [Шкот Николай Яковлевич], который прибуксировал из залива "Новик" в Посьет более 600 бревен, в апреле 1861 года.
Все здания поста были обнесены земляным валом неправильной фигуры. В трех исходящих углах стояли два 12 фун. медные десантные орудия и 24 ф. пушко-карронада с транспорта "Манджур". Тыл поста защищен был высокими, крутыми вершинами гор. На самой высокой вершине было поставлено третье медное десантное орудие и возле него будка с флагштоком, на котором поднимался русский военный флаг.
Пушки эти имели весьма важное значение в глазах китайцев. Зимой с 1860 на 1861 год, когда бухта Экспедиции замерзла, явились китайцы к Ч. с объявлением, что на него будет сделано нападение, для которого хунчунский начальник собрал в городе более 600 человек войска. Через несколько дней в пост приехали какие-то два чиновника, верхом, со свитою и конвоем из 30 маньчжур. Чиновники с важностью вошли к Ч. и начали требовать, чтобы он оставил пост со всеми людьми. Ч. дал им по чашке чая и обещался прислать ответ. Они уехали. На другой день, утром, на противоположном берегу бухты против поста, явились толпы народа. В подзорную трубу Ч. разглядел множество флагов, значков, пик и ружей, которыми были вооружены маньчжуры. Часу в 10 дня, те же чиновники явились к Ч. и грозно требовали ответа, а он без церемонии приказал их вывести за ворота вала. С оскорбленными лицами, с громким говором, сели маньчжуры на лошадей и поскакали на противоположный берег.
Все орудия у Ч. еще с утра были заряжены ядрами и одно десантное орудие - гранатой. Не успели маньчжуры отъехать от берега и версты, как Ч. пустил им через головы гранату, дав орудию наибольшее возвышение. Граната разорвалась на льду далеко впереди скакавших маньчжур. Они подняли страшный крик и поскакали во весь карьер. Вслед за гранатой, пущено было ядро, при самом большом возвышении дула пушко-карронады. Оно упало еще дальше, но почти перед самыми маньчжурами. Видно было, как несколько человек от страха попадали с лошадей.
На противоположном берегу также открыта была совершенно бесполезная пальба, продолжавшаяся часа два. По окончании ее, через час времени маньчжуры удалились.
На третий день китайцы дали знать Ч., что хунчунский начальник доносил, что для уничтожения русских нужно более 2000 человек войска, потому что русские стреляют пулями, которые летят 10 ли, т.е. около 5 верст. Для доказательства отправил и ядро, и осколки гранаты. Этот случай ободрил солдат, которые до того очень боялись маньчжур, а последние убавили значительно своей спеси. Китайцам было особенно приятно постыдное бегство маньчжур, тем более, что маньчжурский начальник надеялся получить на шапку красный шарик, чин, равнявшийся нашему генеральскому. Нужно отдать справедливость Ч.: своими поступками он внушил в китайцах уважение к себе, а в маньчжурских чиновниках - сильный страх.
Может явиться новый претендент, который предложит за место высшую плату и наверно получит его, а предшественник, если не удалится добровольно, будет осужден на смерть, или, совершенно ограбленный за мнимые упущения, нищим отпущен по миру. Конечно, начальник, вступивший на должность, приискивает всевозможные средства, чтобы тянуть сок со своих подчиненных, для уплаты своему патрону за место. Это замечание, при случае, подтвержу некоторыми фактами.
Восход солнца мы проспали и только в 8 утра тронулись в путь. Дорога от берега повернула по распадку между отлогостями гop, довольно высоких: на глазомер некоторые вершины имели до 700 фут. Снег лежал глубокий; местами виден был след дороги, а местами лошади проваливались по брюхо. Наконец, мы вышли на речку, шумно бежавшую по камешкам. Пользуясь водой, остановились кормить лошадей и обедать; при этом оказался недочет в провизии, а потому довольствовались Дням чаем. Едва лошади съели овес, мы тронулись в путь. Через две, три версты открылась ровная местность, отделявшаяся с правой стороны крутыми, но невысокими горами; с левой стороны горы уклонились далеко влево и перешли в холмы. Распадок расширялся на северо-запад.
Почему мы идем вправо, т.е. на северо-запад, между тем,
с. 173
Из рапорта военного губернатора Приморской области контр-адмирала П.В.
Казакевича, 27.07.1860 г. Хакодате: "Воля Вашего Императорского Высочества1 о занятии гаваней Владивосток (Мей) и Новгородской в заливе Посъета приведена
мною в" исполнение.
... Для занятия постов в заливе Посъета и гавани Владиво-ток назначена была 3-я рота Линейного N4 батальона Восточной Сибири в полном составе; но транспорт ["Манджур"],
взяв лес для постройки двух казарм и офицерского дома, не
юг поместить более 100 нижних чинов с провизией на 3
месяца. <...>
... Не знаю, известно ли китайскому правительству заня-пие русскими залива Посъета, но покуда при занятии этом не встречено со стороны его никаких препятствий. Во всяком случае, безопасность поста нашего достаточно обеспечена, как положением его, так и присутствием корвета "Гридень", которому поручено охранение постов, как в заливе Посъета, так
и в гавани Владивосток и вместе с тем содействие к устроению их.
При этом мною поручено командиру2 в случае каких-либо неприязненных действий или дерзких требований со стороны китайцев, принять самые решительные меры, которые, по моему мнению, одни могут заставить их уважать и исполнять трактаты..<...>
... Из всех, осмотренных мною в настоящем плавании гаваней, бесспорно, гавань Владивосток есть лучшая. Здесь превосходный во всех отношениях рейд соединяется со всеми другими условиями, необходимыми для устройства хорошего порта. Единственное неудобство заключается в неимении реки
------------------------------------
1. С 1855г. должность генерал-адмирала, шефа военно-морского флота и морского министерства занимал Великий князь Константин Николаевич (1827-92), сын Николая I.
2. корвета "Гридень".
для снабжения водой, которую легко, впрочем, получить в изобилии, устроив колодцы и водопроводы. Несмотря на эти вы годы, гавань Владивосток может иметь значение только в случае устройства хорошего берегового сообщения с рекой Амур и прочного заселения всего пространства, по которому сообщение это будет производиться. До тек пор и эта гавань может служить только временным пребыванием судов. <...> Вообще в настоящее время многочисленные посты наши по берегам Татарского пролива и Японского моря совершенно ничтожны и имеют вид временных поселений. Усилить их все при нынешних средствах нет никакой возможности, а между тем силы раздробляются и, несмотря на усиленные труды, полного успеха нет нигде. Поэтому необходимо, избрав один пункт, сосредоточить в нем разбросанные ныне силы и употребить их на прочное устройство как портовых заведений, так и берегового сообщения с внутренностью страны."
Из рапорта генерал-губернатора Восточной Сибири, генерал-адъютанта графа Муравьева-Амурского3 Генерал-адмиралу от 4.10.1860, г. Иркутск.: "...Достаточно взглянуть на означенную карту [Приа]мурского края и юго-восточного прибрежья нашего, чтобы убедиться в географической и политической важности для России залива Петра Великого, прилегающего с одной стороны к границе независимого государства, а с другой к местности, удобной для приложения всякого рода сухопутных дорог до судоходной системы оз.
Ханка и рек Усури и Амура, и представляющей страну богатую и во всех смыслах благоприятную для многочисленного русского населения... <...> Я со своей стороны нахожу, что порт Владивосток по сравнительной близости к Амуру и удобству снабжения, удовлетворяя при том всем требованиям мореходной науки, должен быть главным по своим морским учреждениям. Что же касается до залива Посъета, то занятие его имеет для нас особенно важное политическое и торговое значение. Становясь в нем твердою ногою, мы приобретаем влияние на слабую и самолюбивую Корею, что весьма легко случится при их ненависти к манъчжурам и по весьма близкому соседству с нами... Корея богата, торговля с нею будет прибыльна, соперничество маньчжуров не может быть нам опасно. Главное же, заняв залив Посъета,
-------------------------------------------
3. Муравьев-Амурский Николай Николаевич (1809-81) окончил Пажеский корпус. 1828-29
гг.- участник русско-турецкой войны. 1833-44 гг. служил на Кавказе. В 1847
г. назначен генерал-губернатором Восточной Сибири. Оказывал помощь Г.И.
Невельскому в его экспедиции по исследованию Амура и Сахалина. Организовывал сплавы войск и переселение по Амуру. 1858
г. заключил Айгунский договор с Китаем. 1858 г. произведен в генералы от инфантерии.
с. 175
мы не оставим между русским владениями и Кореей промежутка, который мог бы занять кто-либо другой с целью парализовать развитие наших сил на море и угрожать неприкосновенности наших владений.
... В деле укрепления и вооружения наших постов в южных гаванях должно, по моему мнению, держаться благоразумной осторожности, не усиливая их ни укреплениями, ни людьми, ни орудиями сверх той меры, какая действительно необходима для удержания их за собой и для потребностей заходящих в гавани эти военных судов наших. В этом отношении необходимо иметь в виду, что чем более мы будем вооружать южные наши гавани, тем более будут они привлекать на себя внимание и вызывать противодействие недоброжелателей. Для над лежащего и скорейшего устройства гаваней этих лучше обратиться к возбуждению и покровительству частной коммерческой в них деятельности и привлечению на морское побережье и пути сообщения оного с [Приа]мурским краем, русского населения...
Генерал адъютант Граф Муравьев-Амурский.
4.10.1860 г."
с. 193
"В январе пришлось идти в Новгородский пост пешком. Этот случай дал возможность осмотреть почти весь западный берег Амурского залива. От Песчаного мыса к югу до Славянского залива - вся местность почти ровная... представляет удобства для заселения. Много больших речек, изобилующих весной и осенью красной рыбой - преимущественно кета, горбуша, другие виды, которых название не знаю. На всем этом пространстве 4 китайских фанзы; при них значительные пространства обработанной земли - сеют ячмень (ma-май), просо (чау-мидза), каулей (као-ма); садят немного китайской капусты, (пеи-цей), картофеля (сайе, гутудза)6, лук (цун). Фанзы расположены близко от берега, потому что главный промысел их - ловля морских червей (хен-шин) - очень лакомое кушанье китайцев. Не доходя верст 10 до Славянского залива, у самого хребта гор - несколько фанз, в которых живут тазы. Мужчины ничем не отличаются от туземцев - тот же тип, но женщины походят на маньчжурок, которых мне случалось видеть в Пекине: широкие, полные лица, узкие глаза, широкий нос, плечистая грудь, большие ноги. Все женщины и девушки носят в левой ноздре серьгу золотую или серебряную. В ушах по несколько больших колец: медных, оловянных и свинцовых, вдетых одно в другое, так что спускаются до плеч. Коса на плечах туго затянута толстым красным шнурком в несколько оборотов. На шее огромное количество ожерельев из разноцветных камней и шлифованных стекол. Сперва тазы жили у самого берега. Но теперь вынуждены удаляться в горы, потому что много ходит людей. Вообще они очень бедны и грязны, зато богаты детьми, преимущественно девочками. В одной фанзе насчитал 8 человек. У них обработанные места небольшие, сеют преимущественно просо. Когда расспрашиваешь их о местах поселения тазов, они молчат, стараясь замять подобные разговоры; вообще они очень боязливы. Манзы (местные китайцы.) говорят, что женщины, тазов очень хорошие, много работают, сами возделывают поля, потому что мужчины с открытием льда уезжают на ловлю морских червей и на сбор морской капусты, которые осенью променивают в Хунчуне7
----------------------------
5. Морской сборник. 1962. №5. С.79.
6. соответственно: дамай, чумиза, [гаолян], байцай, ... тудоуцзы (кит.)
7. Хунь-Чунь - китайский, вернее, маньчжурский город в 90 ли (45 верстах) от Новгородского поста (прим. Е.С.
Бурачка). В совр. написании Хунчунь (прим.ред.).
с. 194
на просо и тем пропитываются зимой. Не зная языка, я не мог расспросить их: откуда тазы пришли сюда, какого религиозного учения придерживаются, грамотны ли они, какая их письменность? Солдаты говорят, что они похожи на гольдов по реке Амур." <...>
<...> "30 октября 1862 г. С августа я ничего не писал. До половины августа почти не жил в посту: ходил с депутатами чехов-славян из Америки гг.
Мрачеком и Барто-Литовским, по окрестностям.
Прибыв во Владивосток 31 июля на клипере "Наездник" для обзора местности, они осмотрели западный берег Амурского залива от Песчаного мыса до Славянской бухты и северные берега Усурийского и Амурского заливов. Местность на берегу последнего, по их замечанию, представляет все удобства для хлебопашества и скотоводства... Переселение чехов-славян принесет огромную пользу этому краю, потому что между ними не одни хлебопашцы, но и ремесленники. В Америке они приобрели достаточно опытности. Главнейшая цель депутатов была избрание удобного пункта для высадки переселенцев, из которого бы они, как из центра, могли расходиться. Владивосток они нашли более удобным, как отличную гавань и место, удовлетворяющее их желанию. Дай Бог успеха этому делу"9.
----------------------
9. Морской сборник. С.-Пб, 1863. №3. С.43.
с. 195
<...> "21 декабря 1862 г. в Новгородском посту один из солдат попался на зубы тигру, получил две глубокие раны на правой руке и на правом плече, несколько глубоких царапин на спине, подбородке и пальцах. Больной в неопасном положении, царапины и раны на плече зажили, и на руке в хорошем положении.
В продолжении всего времени существования Новгородского поста - это единственный случай прихода тигра. Китайцы-охотники жалуются, что дикие олени, козы и другие скрылись из здешних лесов.
Несколько корейцев с семьями желают переселиться на нашу землю; их; заманивает 20-летняя льгота не платить податей, но они боятся, что русские солдаты будут отнимать у них жен. Подобные басни, как оказывается, распускают китайские чиновники, которые лишаются нескольких лань серебра ( лань около 8 золотников) с каждой семьи. Весной узнаем, насколько корейцы самостоятельны..."
|