Журнал "Родина"

Журнал "Родина", № 6-7, 1989 г., с. 12-20.

ВЛАДИМИР КАТУНЦЕВ, начальник музея Краснознаменного Тихоокеанского пограничного округа, подполковник,

ИНЦИДЕНТ

подоплека хасанских событий

1. Накануне

В июле 1938 года Япония обвинила СССР в нарушении границы с Маньчжоу-Го и развернула вокруг этого широкую пропагандистскую и дипломатическую кампанию...

«История второй мировой войны 1939-1945 гг.»

По пояс в мокрой траве, в пятнистых пограничных комбинезонах мы продираемся сквозь заросли к высоте Заозерной. Недавний тайфун завалил тропу. Парит размытая дождями земля — словно памятью дышит: россыпью под ногами патронные гильзы, сапог задевает ржавую коробку противогаза. Один из нас наклоняется к ручью — и поднимает оловянную ложку с выбитыми инициалами, датой «В. Д. 1938». Полвека назад кто-то держал ее в руке накануне решающей и, может быть, последней для себя атаки...

Впереди вершина, а за спиною озеро Хасан. Все наглядно, как плакатная агитация. Все узнаваемо, словно кадры из фильмов детства. Только тумана сегодня нет, того знаменитого, вошедшего в оперативные сводки и, значит, в историю; плотного тумана, на время боев прикрывшего сопки и на бессрочное, казалось, время — правду. Это к ней карабкаемся мы наверх через бурелом Заозерной — возможно, чего-то и не замечая в частоколе стволов и лет. Но мы только в начале подъема.

13 АПРЕЛЯ 1938 ГОДА. ИЗ СООБЩЕНИЯ УПРАВЛЕНИЯ ПОГРАНИЧНЫХ И ВНУТРЕННИХ ВОЙСК НКВД СССР:

На полетной карте, изъятой у летчика Маеда с подбитого 11 апреля с. г. японского самолета, нанесены следующие выходы на нашу территорию... Летчик Маеда показал, что маршруты, выходящие на вашу территорию, якобы нанесены на случай военных дейсгвий...

Уже через несколько дней после банального в общем-то инцидента в повышенную боеготовность были приведены армия, флот и пограничные войска на всей территории Дальнего Востока.

Мы не собираемся с налету опровергать версию, которой по сей день придерживается официальная советская наука: агрессор, дескать, проверял нас на прочность, чтобы в случае успеха раздуть пожар войны чуть ли не до Байкала. Допускаем, что даже в апреле 1938 года, когда сбили Маеду, в высших японских кругах предполагалось подобное развитие событий. Но бои у озера Хасан начались не в апреле, а в последних числах июля. Через полтора месяца после того, как у японцев во многом отпала надобность уточнять наши потенциальные возможности. Поскольку открылись новые — чрезвычайные! — обстоятельства».

Ранним утром 13 июня 1938 года из СССР в Маньчжоу-Го сбежал начальник управления НКВД по Дальневосточному краю комиссар государственной безопасности 3-го ранга Г. Люшков.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ КОИДЗУМИ КОИТИРО, БЫВШЕГО ОФИЦЕРА ПЯТОГО ОТДЕЛА ЯПОНСКОГО ГЕНШТАБА (КНИГА Е. ХИЯМЫ «ПЛАНЫ ПОКУШЕНИЯ НА СТАЛИНА»):

Сведения, которые сообщил Люшков, были для нас исключительно ценными. В наши руки попала информация о Вооруженных Силах Советского Союза на Дальнем Востоке, их дислокации, строительстве оборонительных сооружений, о важнейших крепостях и укреплениях. В полученной от Люшкова информации нас поразило то, что войска, которые Советский Союз мог сконцентрировать против Японии, обладали, как оказалось, подавляющим превосходством. В тот период, то есть на конец июня 1938 года, наши силы в Корее и Маньчжурии, которые мы могли использовать против Советского Союза, насчитывали всего лишь 9 дивизий... Опираясь на полученные от Люшкова данные, пятый отдел генштаба пришел к выводу о том, что Советский Союз может использовать против Японии в нормальных условиях до 28 стрелковых дивизий, а при необходимости сосредоточить от 31 до 58 дивизий... Тревожным выглядело и соотношение в танках и самолетах. Против 2000 советских самолетов Япония могла выставить лишь 340 и против 1900 советских танков — только 170... До этого мы полагали, что советские и японские вооруженные силы на Дальнем Востоке соотносились между собой как три к одному. Однако фактическое соотношение оказалось равным примерно пяти или даже более к одному. Это делало фактически невозможным осуществление ранее составленного плана военных операций против СССР...

Офицеру вторит генерал - БЫВШИЙ НАЧАЛЬНИК РАЗВЕДОТДЕЛА КОРЕЙСКОЙ АРМИИ МАСАТАКА ОНУКИ:

«В его (Люшкова.— Авт.) информации было и такое, что явилось для нас серьезным ударом. С одной стороны, советская Дальневосточная армия неуклонно наращивала свою военную мощь, с другой — японская армия из-за японо-китайского инцидента совсем не была готова к военным действиям с Советским Союзом. Если бы нас в какой-то момент атаковала Дальневосточная армия, мы могли бы рухнуть без серьезного сопротивления...»

У нас нет оснований не доверять профессиональным японским разведчикам. Но согласиться с тем, что их правительство не хотело и даже панически боялось серьезного вооруженного конфликта,— значит и признать другое: к столкновению стремилась советская сторона. Что в принципе не столь уж и удивительно, если вспомнить о положении в армии и стране к лету 1938 года.

ВОТ ФАКТЫ.

Вечером 15 июля 1938 года на гребне высоты Заозерной выстрелом из винтовки был убит японский жандарм Сякуни Мацусима. Стрелял в него начальник инженерной службы Посьетского погранотряда В. Виневитин. Как определило советское расследование, труп лежал на нашей территории, в трех метрах от линии границы. Японцы утверждали прямо противоположное: убийство произошло на маньчжурской территории и, стало быть, явилось провокацией русских. Такова суть конфликта.

Он начал разгораться еще за несколько дней до рокового выстрела. В первых числах июля наши пограничники скрытно выдвинулись на вершину Заозерной, где принялись сооружать окопы и проволочные заграждения. Саперные постройки, по мнению японцев, пересекли пограничную линию (она проходила по гребню сопки). Надо ли объяснять, что винтовочный выстрел Виневитина сдетонировал уже готовые к взрыву страсти? В тот же день временный поверенный в делах Японии в СССР Ниси потребовал от советской стороны немедленно покинуть захваченную маньчжурскую землю и восстановить на Заозерной границу, существовавшую там до появления злосчастных окопов. В ответ заместитель наркоминдела СССР Б. Стомоняков заявил, что ни один советский пограничник и на вершок не заступил на сопредельную землю.

Через четыре дня такой же бесплодный, но куда более резкий диалог состоялся между послом Японии в СССР М. Сигемицу и наркомом иностранных дел М. Литвиновым...

До первых боев оставалось еще девять дней. Целая вечность для тех, в чьей воле было избежать бессмысленного кровопролития. Мы стоим на вершине Заозерной пятьдесят три года спустя.

Ветерок обдувает разгоряченные долгим подъемом лица. И навевает простые вопросы, которые остались без ответа тогда. Вот он, широкий, метров под двести, гребень. Вот линия границы — в тридцать восьмом она проходила ровно посередине. Проверь ее теодолитом или даже на глаз, признай или опровергни ошибку — все, конфликт исчерпан. Задачка для второклассника! Почему же мы не хотели ее решать — ни после дипломатических протестов, ни после того, как через границу пошли чуть ли не колонны японских «почтальонов», которые, по воспоминаниям командира погранотряда К. Гребенника, «наводнили» его штаб (только 18 июля на участке заставы «Карантин» были задержаны двадцать три нарушителя с письмами советской стороне — уйти с маньчжурской территории)?

О том же самом докладывал наверх человек, которому всего полтора месяца назад вручали в Кремле орден Ленина,— Маршал Советского Союза Василий Константинович Блюхер. Секретный приказ наркома обороны Ворошилова № 0040 от 4 сентября 1938 года проливает дополнительный свет и на наш вопрос, и на роль легендарного военачальника (в тот период командовавшего Краснознаменным Дальневосточным фронтом) в хасанских событиях: «... он (Блюхер - Авт.) совершенно неожиданно 24 июля подверг сомнению законность действий наших пограничников у озера Хасан. Втайне от члена военного совета т. Мазепова, своего начальника штаба т. Штерна, зам. наркома обороны т. Мехлиса и зам. наркома внутренних дел т. Фриновского, находившихся в это время в Хабаровске, т. Блюхер послал комиссию на высоту Заозерная и без участия начальника погранучастка произвел расследование действий наших пограничников. Созданная таким подозрительным порядком комиссия обнаружила «нарушение» нашими пограничниками маньчжурской границы на 3 метра и, следовательно, «установила» нашу «виновность» в возникновении конфликта на оз. Хасан (все разбивки даны по документу - Авт.). Ввиду этого т. Блюхер шлет телеграмму наркому обороны об этом мнимом нарушении нами маньчжурской границы и требует немедленного ареста начальника погранучастка и других «виновников в провоцировании конфликта» с японцами. Эта телеграмма была отправлена т. Блюхером также втайне от перечисленных выше товарищей... »

Мы еще вернемся к «хасанскому» приказу наркома обороны К. Ворошилова. А пока дополним его красноречивой стенограммой разговора, состоявшегося на следующий день после того, как «подозрительная» блюхерская комиссия побывала на Заозерной.

СОКОЛОВ (начальник войск Дальневосточного пограничного округа.— Авт.): Где сказано, что надо допускать на линию границы командный состав, не имеющий отношения к охране границы? Почему не выполняете приказ о недопуске на границу без разрешения?.. Вы не выполняете приказ, а начальник штаба армии фиксирует один окоп за линией границы, там же проволочные заграждения. Почему расходится с Вашей схемой, подписанной Алексеевым (начальник штаба Посьетского погранотряда.— Авт.)?

ГРЕБЕННИК (начальник Посьетского погранотряда.— Авт.): Оборудование высоты проходило ночью.

С. Почему не сходятся Ваши донесения со схемой, правда это или нет?

Г. После проверки прибором теодолитом оказались небольшие погрешности. Сейчас эта ошибка исправляется. С. А 4-метровая пограничная полоса учтена?

Г. Учтена.

С. Значит, окоп и проволока находятся за 4-метровой пограничной полосой на сопредельной стороне.

Г. Окоп трудно определить, по приборам якобы часть окопа вышла на несколько сантиметров вперед, а проволочный спотыкач находится рядом перед окопом, на высоте травы. Повторяю, эту ошибку сейчас исправляем...

Мы далеки от мысли, что пограничники сознательно провоцировали соседей. Думается, они просто хотели улучшить для себя обзор очень крутого, до 85 градусов, японского склона Заозерной — это предположение невольно напрашивается, когда сам стоишь на гребне высоты. Не исключено, что чрезмерное усердие начальника отряда К.Гребенника было связано с опасением совершить новый «прокол» (именно на его участке только-только ушел за кордон высокопоставленный чекист Люшков). Это, впрочем, только догадки, сам Кузьма Евдокимович Гребенник в своей книге «Хасанский дневник» и полсловом не намекает на какие-либо спорные «сантиметры».

Дай не в сантиметрах, в конце концов, дело! Ничего уже эта опоздавшая на полвека правда не изменит. И никого не спасет — ни сраженных в бою, ни убитых в застенках.

Но разве не близкие ассоциации вызывает эта июльская предгрозовая хмарь 1938 года: на Даманском — квадратные метры никому не нужного островка, который придется в итоге отдать; в Вильнюсе — этажи телецентра, откуда придется в итоге уйти; в Азербайджане — охотничьи ружья, которые придется в итоге вернуть... Везде вроде бы мелочная причина. И везде — кровавое следствие.

Ситуация вокруг злополучных окопов на Заозерной типична не тем, что ошиблись пограничники, а тем, что их ошибку не пожелали исправлять мирным путем. ИЗ ПРИКАЗА НАРКОМА ОБОРОНЫ № 0040 ОТ 4 СЕНТЯБРЯ 1938 ГОДА:

«Даже после получения указания от Правительства о прекращении возни со всякими комиссиями и расследованиями... т. Блюхер не меняет своей пораженческой позиции и по-прежнему саботирует организацию вооруженного отпора японцам. Дело дошло до того, что 1 августа с. г., при разговоре по прямому проводу тт. Сталина, Молотова и Ворошилова с т. Блюхером, тов. Сталин вынужден был задать ему вопрос: «Скажите, т. Блюхер, честно,— есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами? Если нет у вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту, а если есть желание — я бы считал, что вам следовало бы выехать на место немедля».

Можно было еще ударить во все колокола: «Ошибка вышла!» и вынести на гребень Заозерной не пулеметы, а стол переговоров. Но нельзя исправить историю. Равно как и генную неспособность тоталитарной системы решать вопросы жизни и смерти по-людски. Потому не видим мы разницы между мальчишками Хасана и теми необученными, кого швыряли в мясорубку финской, Великой Отечественной, афганской войн. И теми обученными, которых швыряют в пламя последней, армяно-азербайджанской войны — к моменту выхода журнала она, возможно, уже будет не последней. Они все из одного, похожего на братскую могилу окопа. Но открывали его все же на Заозерной.

ИЗ БЕСЕДЫ С УЧАСТНИКОМ БОЕВ С. ШАРОНОВЫМ:

«До хасанских событий я служил в 120-м стрелковом полку 40-й стрелковой дивизия. Боевой подготовкой занимались мало. В 1937-1938 годах многих командиров забрали. Командование дивизии обезглавили полностью: арестовали комдива Васенцова, комиссара Руденко, начштаба Шталя, начальника артиллерии, начмеда и его жену, офицера-медика. В полку — та же картина. Мы, рядовые бойцы, порой не знали, кому верить. Тянулись только к политруку Матвееву, настоящему большевику, еще красногвардейской закалки. Его тоже забирали, а потом вернули. Мы спрашивали у него, когда же будем боевые гранаты метать, все деревянными да деревянными? Ему такие вопросы можно было задавать, мы знали. А Матвеев отвечал: «Вам гранату метнуть, а для государства это в корову обойдется». Он задумывался и добавлял: «Да... еще повоюете...» Часы были пущены.

II. «Мы там не отступили...»

Бои за высоты Безымянная и Заозерная, переходившие в ожесточенные рукопашные схватки, продолжались до 9 августа. Советская территория была полностью очищена от захватчиков... «История второй мировой войны 1939-1945 гг.» Продолжительность хасанских «событий» — две недели. Хасанской войны — двое суток. Хасанской легенды — два обманутых поколения.

«На Хасане произошло столкновение с японцами, в котором мы не отступили. Тогда ходили слухи, что там поначалу все было не так хорошо, как об этом писали. Но тем не менее мы там не отступили» — это из воспоминаний Константина Симонова «Глазами человека моего поколения».

Но ведь и нашего поколения — обделенного слухами о том, что все было «не так», воспитанного на лубочных иллюстрациях, где мчатся танки, ветер поднимая. Что не соответствует истине хотя бы уже потому, что над Хасаном в период решающих боев хлестали проливные дожди и танки попросту застревали в непролазной грязи, срывая планы нашего командования. Впрочем, откуда взяться правдивым песням, если даже в таком фундаментальном исследовании, как «История второй мировой войны», ключевая Хасанская операция описывается пером скорее беллетриста, чем историка: «японцы открыли сильный огонь», «атакующим пришлось несколько раз залечь», «быстро сгустившиеся сумерки не уменьшили напряжения боя...»

Густые сумерки висят по сей день над этой короткой войной, настолько короткой, что хватило бы школьной тетрадки описать ее поминутно. Кому же это невыгодно?

ИЗ БЕСЕДЫ С УЧАСТНИКОМ БОЕВ С. ШАРОНОВЫМ:

«К началу боев я служил командиром орудия противотанковой батареи. Мы были приданы 7-й роте 3-го батальона 120-го стрелкового полка. Правда, пушки по прямому назначению не использовались — японцы танков не применяли. Наша дивизия наступала с юга в направлении сопок Пулеметной и Заозерной в узком коридоре (в некоторых местах ширина его не превышала 200 метров) между озером и границей. Большая сложность были в том, что стрелять через границу и переходить ее категорически запрещалось (выделено вами.— Авт.). Плотность в этом коридоре была страшной, бойцы шли вал за валом. Я это со своей позиции хорошо видел, и сейчас все стоит перед глазами. Очень много там полегло. Из нашей роты, например, в живых осталось 17 человек...»

Мы вымеряли шагами этот коридор, в котором 2 августа захлебнулось кровью и грязью наше наступление на Заозерную, занятую японцами тремя днями раньше. Светило солнышко, мы шли налегке, но уже в середине подъема пот заливал глаза и ноги дрожали. С непривычки, конечно, но откуда она была у наших бойцов, эта привычка лазить по горам крутизной 45 градусов? Да и можно ли привыкнуть к роли медленно ползущей мишени, по которой гвоздят сверху, как на стрельбище, крупнокалиберные пулеметы?

Штурмовые роты снопами валились в грязь, а ТАСС добивал их ложью: «С наступлением рассвета 2.08.38 японские войска вновь повели наступление на... высоту Заозерную...» Все было, к несчастью, наоборот.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЯ УЧАСТНИКА БОЕВ КОМАНДИРА БАТАЛЬОНА КАПИТАНА СТЕЖЕНКО:

Наш батальон наступал на японцев через южный подступ, имея задачей занять Заозерную. Перед нами лежало пространство в 150 метров, сплошь оплетенное проволокой и находящееся под перекрестным огнем. В таком же положении находились наши части, наступавшие через северный подступ на Безымянную... Мы могли бы значительно быстрее расправиться с зарвавшимся врагом, если бы нарушили границу и овладели окопами, обходя их по маньчжурской территории. Но наши части точно исполняли приказ командования в действовали в пределах своей территории...

Перечитаем внимательно последние строки — в них не то гордость, не то горечь. Главный, трагический парадокс происходившего и происходящего на высотах — и хасанских, и государственных. С одной стороны, вошедшие в плоть и кровь песенно-газетные инъекции: чужой земли нам и пяди не нужно. С другой — бесцеремонное рытье окопов на этой чужой земле. С одной — твердокаменная глухота на справедливые упреки японцев в нарушении нами границы. С другой — болезненная щепетильность в ситуации, когда японцы и впрямь захватили нашу территорию и выбить их можно было единственным путем — перейдя границу.

Стоит ли удивляться, что даже по такому принципиальнейшему вопросу, как роль высоты Заозерной на театре военных действий, мнения до сих пор полярно расходятся?

Фальшь, пропитавшая к лету тридцать восьмого года все поры государства. Суд истории еще неизвестно когда состоится. Но судьи — вот они, у нас под сапогами: кости слева, и справа, и сверху, и снизу; каждый тайфун, говорят погранич ники, вымывает новые захоронения. Словно земля-свидетель ' все еще надеется в чем-то убедить присяжных... В то лето судили, конечно, быстрее.

ИЗ ПОСЬЕТА, 3 августа. МОСКВА, НАРКОМУ ОБОРОНЫ ВОРОШИЛОВУ.

Приказал отдать под суд трех лейтенантов и политрука, а не командира 40-й стрелковой дивизии. Телеграф безобразно перепутал... Вопрос о командире 40 Сд я не решил, тем более обстановка боя. Я приказал лишь арестовать и судить четырех подлецов артиллеристов по Вашей директиве. Армейский трибунал будет судить в полевом порядке. МЕХЛИС

Роль начальника Главного политического управления РККА Л. Мехлиса в хасанских событиях нуждается, думаем, в отдельном исследовании. Блюхер, по воспоминаниям его жены, был страшно взвинчен поведением сталинского эмиссара, который «все время во все вмешивался, отдавал свои распоряжения, пытаясь подменять командующего». Именно Мехлис 31 июля (в этот день японцы заняли Заозерную) передал в Москву записку: «...в районе боев нужен настоящий диктатор, которому все было подчинено», следствием которой, вероятно, стал уже приводившийся нами разговор Сталина с маршалом по прямому проводу.

Попавший «под колпак» Василий Константинович не годился на роль «диктатора», да и сам, как мы помним, не очень стремился участвовать в сомнительной авантюре. Объективно его демарш, конечно, усугублял неразбериху в управлении войсками, которой и без того хватало. Но спешное решение наркома обороны назначить блюхеровского начальника штаба Г. Штерна фактическим руководителем Хасанской операции (при живом командующем!) ситуацию запутало беспредельно...

Бессмысленное, лобовое наступление 2 августа закончилось полным провалом. Заозерная осталась у японцев, которые нанесли сокрушительный удар не только по беззащитным красноармейским цепям, но и по самолюбию кремлевских стратегов. К этому времени обуздать зарвавшегося агрессора гневно требовала уже вся страна, обманутая очередной фальшивкой ТАСС — о захвате советской территории «на глубину в 4 километра». Маленькая ложь — вспомним, что все началось с заозерненских «сантиметров»,— тянула за собой уже километры нагромождений из слухов и фальсификаций.

Между тем как агрессор вовсе и не думал никуда «зарываться»: выбив наши посты с Заозерной и Безымянной, противник, очевидно, посчитал задачу выполненной и не стал искушать судьбу в ожидании дипломатической развязки.

ХАБАРОВСК, ФРИНОВСКОМУ (зам. наркома пограничных и внутренних войск НКВД СССР.-Авт.)

В четверг после полудня проводилось совещание высшего офицерства (японского.— Авт.) ... Четвертого августа в 22.00 представитель МИД заявил, что нашему поверенному в Токио Сметанину сделано предложение о прекращении военных действий. «Хотя трудно надеяться, что советская сторона примет эти веские предложения, но... они базируются на глубокой оценке ситуации и будут осуществлены в зависимости от позиции Советскою правительства». Это заявление, видимо, сделано до разговора Литвинова с Сигемицу... ГОРБАЧ

Когда наркоминдел Литвинов встретился 4 августа с послом Сигемицу, японцы вполне могли с позиции силы раздувать костер большой войны. Но они предложили лишь восстановить статус-кво, существовавший на границе до 11 июля — то есть до появления пресловутых окопов на вершине Заозерной.

Отнюдь не пацифистские идеи толкали японцев на поиск компромисса. Но это по их инициативе вторично появилась возможность мирной развязки за столом переговоров. И это по нашей вине она была вновь упущена. В ответ на предложение посла Сигемицу вернуться к границе до 11 июля нарком Литвинов категорически возразил: «Под восстановлением положения я имел в виду положение, существовавшее до 29 июля, т. е. до той даты, когда японские войска перешли границу и начали занимать высоты Безымянная и Заозерная»... Диалог с глухим?

Но теперь мы знаем из приказа № 0040 и других документов, что к этому моменту в советских «верхах» располагали полной информацией о технической стороне территориального спора. Причем даже приказ Ворошилова не содержит ни единого доказательства того, что эта информация ложна. Выходит, ведали, что творили? Мы не склоняемся пока к какому-то определенному выводу. Но то, что советская сторона не стремилась урегулировать спор мирным путем, думаем, очевидно.

Пятого августа ТАСС распространил ответ Литвинова японскому послу: «Советские народы не станут мириться с пребыванием иностранных войск хотя бы на клочке советской земли и не будут останавливаться ни перед какими жертвами (выделено нами.— Авт.), чтобы освободить ее». Мы не знаем, произносил ли эти слова нарком или его ответ редактировался кем-то повыше, во всяком случае в рассекреченной ныне записи беседы М. Литвинова с М. Сигемицу эта многозначительная фраза отсутствует. Как бы то ни было, именем «советских народов» 5 августа 1938 года была сформулирована и одобрена новая военная доктрина СССР. Взамен «малой крови и могучего удара» явилась «победа любой ценой». Рискнем предположить, что именно Хасанская операция положила начало большой и страшной серии этих «побед»...

И уже в день провозглашения новой доктрины нарком обороны направил В. Блюхеру и Г. Штерну директиву — выбить японцев с высоты Заозерной, используя фланги. То есть перейти линию Государственной границы СССР. И соответственно вторгнуться на территорию сопредельного государства.

Ни одно из тогдашних официальных сообщений не раскрывает эту тактическую уловку, вполне оправданную с военной точки зрения. Думается, «тайна» была засекречена не только из высших или дипломатических соображений. Открыть правду значило объяснять огромные наши потери, немыслимые, если бы война велась «по науке». А страна открывала другую «Правду» со статьей Г. Штерна: «Возможность... вообще какого бы то ни было маневра для частей Красной Армии полностью отсутствовала... Атаковать можно было только... прямо в лоб японским позициям...» Не останавливаясь, стало быть, ни перед какими жертвами...

Ключевой во всей хасанской войне эпизод почему-то замалчивается и сегодня — когда после почина, положенного на маньчжурской границе, было уже много иных нарушенных границ — финская, литовская, латвийская, эстонская, белорусская, украинская, венгерская, чешская. Когда уже заштрихованы куда более обширные «белые пятна» на карте Великой Отечественной войны. Когда мы с японцами приступили к обсуждению даже запутаннейшей из пограничных проблем — курильской.

В августе тридцать восьмого ответы на многие сегодняшние «проклятые» вопросы. Директива «красного наркома» Клима Ворошилова перейти границу, помимо всего прочего, означала, что время лицемерных игр с общественным мнением, начатое судебными процессами тридцатых годов, закончено.

ИЗ «КРАТКОГО ОПИСАНИЯ ХАСАНСКОЙ ОПЕРАЦИИ», СОСТАВЛЕННОГО ШТАБОМ ПОГРАНИЧНЫХ И ВНУТРЕННИХ ВОЙСК ДАЛЬНЕВОСТОЧНОГО ОКРУГА:

«Поскольку был положительно решен вопрос о вторжении на территорию противника, правый фланг наступающих частей 32-й стрелковой дивизии захватывал высоту Черная, а левый фланг 40-й стрелковой дивизии — Хомоку. В связи с плохой погодой вылет авиации задержался и наступление пехоты б августа фактически началось около 17 часов. Около полуночи подразделения 118-го стрелкового полка 32-й стрелковой дивизии вышли на южную часть гребня высоты Заозерная и водрузили на ней красный флаг... Противнику удалось в этот день удержать за собой северную часть гребня высоты Заозерная и гребень высоты Безымянная...»

Выходит, долгожданная победа пришла? Но какая-то странная. Бои продолжаются. Маневр с переходом границы вопреки ожиданиям не обратил противника в бегство, и он как ни в чем не бывало сидит на высотах. А красный флаг, как отчетливо видно на одной из архивных схем, водружен не на вершине Заозерной, а несколькими десятками метров ниже, на склоне... В фондах музея Краснознаменного Тихоокеанского пограничного округа хранятся документы, проливающие новый свет на военные итоги конфликта.

ИЗ ПОКАЗАНИЯ ЛЕЙТЕНАНТА 95-ГО СТРЕЛКОВОГО ПОЛКА КУЛИКОВА:

«8 августа подразделения 95 СП переходили в атаку на обороняющегося противника на высотах Черная и Безымянная, но таковые взяты нашими подразделениями не были. Высоты заняты после перемирия, т. е. II или 12 августа ночью. До момента перемирия высоты Черная и Безымянная были заняты японскими войсками...»

Имеются документальные подтверждения, что на Черной, Пулеметной и Богомольной высотах японцы оставались до 15 августа!.. Ну, а что Заозерная?

Сохранилась фамилия человека, сообщившего, вероятно, одним из первых — 6 августа о захвате высоты советскими войсками; комиссар 118-го стрелкового полка Н. Бондаренко: «Я при занятии высоты Заозерной передал радисту, сидевшему около меня и Фомичева, чтобы он спустился вниз и передал или по радио, или же по телефонной связи в штаб 40-й стрелковой дивизии, что высота Заозерная занята частями нашей дивизии. Было ли передано это радистом в штаб дивизии, я не знаю...»

Победный рапорт ушел наверх, а восьмого августа «Известия» опубликовали сообщение штаба Первой (Приморской) армии: «Советские части... очистили нашу территорию от останков японских войск, заняв прочно наши пограничные пункты». Через два дня центральная правительственная газета напечатала еще одно сообщение: «9 августа японские войска вновь предприняли ряд атак на высоту Заозерную, занимаемую нашими войсками. Японские войска были отброшены с большими для них потерями...»

ИЗ РАПОРТА ОТ 14 АВГУСТА ЛЕЙТЕНАНТА ГОСБЕЗОПАСНОСТИ ЧУЛИЧКОВА:

«Фактически высота Заозерная была взята не полностью, а только юго-восточные скаты, а гребень северной части высоты и северо-западные скаты ее — находились в руках японцев... Японцы находились на северной части гребня Заозерной с б августа по 13 августа и занимали командные точки высоты...»

В тот же день другой чекист (предположительно его фамилия Альтгаузен) отправил красноречивую депешу заместителю наркома Фриновскому:

«Вчера, 14 августа, Штерну передав текст Вашей телеграммы т. Ежову по вопросу дезинформации штакором в занятии высот Заозерная и Безымянная. Уже в начале приема текста телеграммы Штерн вызвал меня на телеграф и обрушился на меня вплоть до оскорблений. Затем он доложил т. Ворошилову, что я все время относился недоброжелательно к действиям корпуса и поставил вопрос об освобождении...»

Раздражение комкора, обманувшего центр, можно понять. Но чекисты всего лишь дублировали выводы комиссии советско-японских военных представителей, выезжавшей на Заозерную утром 12 августа. Через несколько часов пикантность ситуации вынуждены были признать и дипломаты, записавшие в протоколе совместного соглашения туманную фразу, не лишенную стилистического изящества: «...ввиду особого создавшегося положения северной части гребня высоты Заозерная, которое выражается в чрезмерном сближении (выделено нами.— Авт.) — до пяти метров — частей обеих сторон, пришли к следующему соглашению: «...С 20 часов 12 августа как главные силы японской армии, так и главные силы Красной Армии в северной части гребня высоты Заозерная отвести назад на расстояние не ближе 80 метров от гребня...» Так была ли победа?

Японцы дожимали нас на переговорах, мы пытались изо всех сил сохранить лицо... Нелепо и странно все это — если вдуматься, с чего все началось и чем закончилось. Потому и апофеозом короткой, абсурдной войны нам представляется не показательная стрельба по живым мишеням в лобовой атаке 2 августа, не переход границы, не заключенное в конце концов перемирие, а гибель Василия Виневитина, начальника инженерной службы Посьетского погранотряда, того самого, «отличившегося» выстрелом в японского жандарма на Заозерной.

Восьмого августа Виневитин был убит по ошибке советским солдатом — из-за неразберихи с паролями, царившей в продолжении двух недель вокруг хасанских событий. Две недели боев, крови, бессонных ночей, марш-бросков по колено в грязи, нервного напряжения, дождей, сумасшедших материальных затрат, сломанных судеб — ради нескольких сантиметров каменистой земли, на которых сейчас стоим? И это все?

Поражение японских милитаристов было серьезным ударом по завоевательным планам империалистической Японии. У озера Хасан Советская Армия впервые после гражданской войны вступила в бой с опытной, искусной кадровой армией империалистов. В бою широко применялись артиллерия, танки, авиация. Этот опыт имел немаловажное значение...

Было бы нелепо упрекать составителей многотомной «Истории...» в сокрытии фактов, с которых лишь совсем недавно снят гриф секретности. Скажем больше; эти люди честно выполнили свой долг перед нами. В условиях, когда нельзя было сказать, они сделали все, чтобы подсказать — пусть не саму истину, но по крайней мере тропинку к ней.

Берем наугад цитаты: «В течение двух суток в район боевых действий подтягивались части 39-го стрелкового корпуса. В его составе насчитывалось до 32 тысяч человек, около 609 орудий и 345 танков... Непосредственно в районе боевых действий удалось сосредоточить лишь свыше 15 тысяч человек, 1014 пулеметов, 237 орудий, 285 танков». Куда делась добрая половина личного состава и техники? Вешка.

«На время боевых действий командиром корпуса был назначен начальник штаба фронта комкор Г. М. Штерн, а общее руководство возлагалось на Маршала Советского Союза В. К. Блюхера». Что такое «общее руководство»? Почему не прямое? И в чем это «общее» выражалось? Стрелка.

«Особое внимание обращалось на необходимость организации атаки высоты Заозерная с обоих флангов». Банальная формулировка, не правда ли, если не вдаваться в известные нам детали? Указатель.

Разбросанные здесь и там, почти эзоповым языком сформулированные намеки — обвинение проклятому молчальному времени. Но и надежда на то, что есть ученые, заинтересованные в правдивом тексте. Потому, думаем, и приведенная нами дежурная фраза об «опыте, имевшем немаловажное значение», была использована авторами «Истории...» неспроста. Они не могли не знать о том, какой опыт дал нам Хасан, И какие уроки были извлечены из этого опыта...

Перед нами уникальный документ — черновые записи, сделанные бригадным комиссаром К. Телегиным на совещании командного и политического состава Посьетского погранотряда. Совещание состоялось сразу после завершения боев. Ораторы — люди, только что вышедшие из пекла. Неровные строчки, непричесанные мысли...

ЗАБАВИН. Растянулись по фронту, а во время боя сгруппировались на необорудованных позициях... Связь только телефонная, после потери ее много израсходовали живой силы... На Заозерной ежедневно проводились политинформации, информация об обстановке, о противнике, митинги, хотя отдельные люди не спали по двое суток...

КОЛМАКОВ. О занятии японцами территории на 4 км (известное сообщение ТАСС.— Лет).— провокация, приводившая к стычкам 1—2 августа, обстрелу застав, артобстрелу, бомбежке авиацией (своих.— Авт.).

ТЕРЕШКИН. Недоволен тем, что моему штабу на Заозерной не давали работать, все приезжающие давали разные указания... Федотов приехал: на кой черт нарыли на вершине и натянули проволоку (замначальника войск Дальневосточного пограничного округа А. Федотов приехал на Заозерную после поднятого Блюхером шума вокруг «сантиметров».— Авт.)... Почему все-таки сдали Заозерную?..

ЛЕБЕДЕВ. Не было увязки между подразделениями, даже стреляли по своим танкам...

РУБЦОВ. Округ с места не сдвигался. На многократные телеграммы и требования не отвечали до распоряжения т. Фриновского.

СУХАРЕВ. Военком 40-й стрелковой дивизии боялся взять на себя ответственность за мобилизацию плавединиц для подброски грузов на фронт («… а если сорву путину?»).

ЯРОВЕНКО. Округ прислал гранаты Ф-1, в пользоваться ими не могли... Бинокли на 40 процентов негодны...

КОРНЕЕВ. Вначале полевые части работали без кода... Пеленгаторной службы нет...

МАЧАЛОВ. Полевые части от Новой деревни до Заозерной побросали ранцы, пулеметы... Пренебрегаем штыковым боем...

ФОМИЧЕВ. Боевой подготовкой не занимались, потому что превратились в хозяйственных командиров. Сено, дрова, овощи заготавливаем, строительство ведем, белье стираем...

Эти поспешно заполненные странички дают больше пищи для размышлений, чем иные тогдашние тома по стратегии и тактике боя, К тому времени государство уже двадцать лет успешно воевало с собственным беззащитным народом — однако совсем не имело опыта серьезной современной войны с вооруженным противником («далекая гражданская», конечно, не в счет). Надо ли объяснять цену любого правдивого свидетельства о Хасане — в преддверии Великой Отечественной войны! И таких свидетельств, принадлежавших военным, чекистам, дипломатам, было с избытком. Вот, к примеру, хранящийся в архиве отчет старшего лейтенанта Дохина, озаглавленный «Основные недостатки в действиях наших частей»: «1) Недооценка сил противника и в первые дни отсутствие плана действий. 2) Медлительность в принятии решений. 3) Отсутствие взаимного сочетания действий авиации, артиллерии, танков с пехотой. 4) Недостаточное управление артиллерийским огнем и отсутствие инициативных командиров батарей. 5) Плохое обеспечение боеприпасами...» Может, горькая правда не доносилась до державных ушей? Но вот резюме одного из отправленных «наверх» обзоров: «Мы теперь не только знаем цену нашему врагу, но и увидели те недостатки в боевой выучке Красной Армии и пограничных войск, которые до Хасанской операции многими не замечались. Дело теперь в том, чтобы сделать правильные выводы и быстро их реализовать в боевой подготовке. Мы сделаем огромную ошибку, если на опыте Хасанской операции не сумеем перейти в высший класс умения побеждать врага...»

И сам нарком обороны констатирует в ПРИКАЗЕ № 0040: «События этих немногих дней обнаружили огромные недочеты в состоянии КДфронта. Боевая подготовка войск, штабов и командно-начальствующего состава фронта оказалась на недопустимо низком уровне. Войсковые части были раздерганы и небоеспособны; снабжение войсковых частей не организовано. Обнаружено, что Дальневосточный театр к войне плохо подготовлен (дороги, мосты, связь)...» Словно не про Дальневосточный театр, а про Западный. Словно не в сентябре тридцать восьмого написано, а в июле 1941-го.

Они были, конечно. Они были, конечно, предопределены уже после первой, бесславной атаки в лоб на Заозерную. Третьего августа в Посьет поступила загадочная телеграмма от некоего Глушко для одного из руководителей Дальневосточного управления НКВД Горбача: «Комкор (? — Авт.) разрешил предварительно военпрокурора рассмотреть имеющиеся дела на В. К.», а через две недели маршал В. К. Блюхер будет вызван в Москву за назначением на последнюю свою «должность»: его обвинили не только в нежелании и неумении воевать на Хасане, но и в том, цитируем приказ № 0040, что «после разоблачения и изъятия из армии изменников и шпионов т. Блюхер не сумел или не захотел по-настоящему реализовать очищение фронта от врагов народа. Под флагом: особой бдительности он оставлял вопреки указаниям Главного военного совета и наркома незамещенными сотни должностей командиров и начальников частей и соединений, лишая таким образом войсковые части руководителей, оставляя штабы без работников, не способными к выполнению своих задач. Такое положение т. Блюхер объяснял отсутствием людей (что не отвечает правде) и тем самым культивировал огульное недоверие ко всем командно-начальствующим кадрам КДфронта...»

Приказом наркома Блюхер был отстранен от командования войсками Дальневосточного Краснознаменного фронта, а сам фронт расформирован и «переименован» в две отдельные армии — никто и ничто не должно было напоминать о хасанском «звоночке» в дверь еще неблизкого сорок первого года.

ИЗ СТЕНОГРАММЫ ВЫСТУПЛЕНИЯ НА XVIII СЪЕЗДЕ ВКП(б) КОМКОРА Г. ШТЕРНА (март 1939 года):

Я должен сказать несколько слов о наших командирах. Всякие борзописцы за границей, из понятых для нас с вами соображений, пытаются изобразить дело так, что из-за того, что мы с вами уничтожили кучку всякой дряни — тухачевских, гамарвиков, уборевичей и им подобную сволочь, у нас в Красной Армии нет хорошего командного состава.

Красная Армия обладает достаточным числом замечательных людей, командующих и взводом, и ротой, и батальоном, и полком, и дивизией, и высшими соединениями. Командный состав Красной Армия ковался под непосредственным руководством товарища Сталина, товарища Фрунзе, товарища Ворошилова. (Аплодисменты). Все эти люди знают свое дело, испытаны они не только в боевой подготовке мирного времени и не только на Хасане. Эти люди преданы своей Роднив до конца, готовы в любой момент отдать свою жизнь за дело партии, за дело Ленина — Сталина (аплодисменты) и сумеют, если им нужно будет отдать свою жизнь, сделать это так, чтобы раньше получить десять жизней врагов за одну жизнь нашего драгоценного человека. (Аплодисменты).

ВОРОШИЛОВ. Десять мало. Надо двадцать. (Смех, аплодисменты).

ШТЕРН. Поправку принимаю. Прошу внести в стенограмму. (Смех).

Через два с половиной года комкора Штерна расстреляют в сталинских застенках; жизнь «драгоценного человека» будет реализована за бесценок, хотя немцы стояли под Москвой. Стране требовались новые герои в новом акте продолжавшегося спектакля, который идет до сих пор...

ИЗ РАССКАЗА ОФИЦЕРА-ПОГРАНИЧНИКА А.НОВИКОВА, СЛУЖИВШЕГО В НАЧАЛЕ 80-х ГОДОВ НА ЗАСТАВЕ ИМЕНИ ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА П. ТЕРЕШКИНА:

В 1982 году был сильнейший тайфун. У основания Заозерной подмыло братскую могилу. Обнажились останки павших. Я доложил начальнику политотдела. Затем с ним и с начальником отряда (бьвшими.— Авт.) состоялся телефонный разговор. Тяжелый был разговор. Меня же и обвинили: вечно, мол, чего-нибудь найдешь. Я получил категорический приказ все закопать, чтобы никаких следов не осталось. Я не мог этого сделать. Все видели мои солдаты. Стал настаивать, чтобы перезахоронить торжественно, пригласить на церемонию ветеранов, пионеров из поселка. Докладывал, что полностью обнажилась очень большая братская могила — человек восемьдесят в ней было захоронено. Но в ответ — закопать без шума, в противном случае мне грозили взысканием.

И вот подходит ко мне мой подчиненный Виктор Калач — солдаты же понимали, в каком я положении. Спрашивает: «Что думаете делать?» Поговорили с ним, посоветовались с другими, решили: будем делать перезахоронение сами. Собрали останки, закопали, произвели салют, а потом соорудили памятник. Конечно, в отряде все узнали. Но не наказали, правда...

Хасан стал вехой на сталинском тракте; отсюда на ворошиловские «десятки» и «двадцатки» пошел счет не только внешних врагов, но и своих героев,— от Бреста до Кандагара.

Мелькавшее в газетах хасанской поры число погибших — 236 человек — вызывает лишь горькое недоумение. Уже через несколько дней после окончания боев командир 40-й стрелковой дивизии В. Базаров составил предварительный список потерь: 285 убитых, 2122 раненых. В приказе № 0040 фигурируют уже иные цифры — соответственно 408 и 2807. А поиск, проведенный музеем Краснознаменного Тихоокеанского пограничного округа, позволяет назвать сегодня фамилии более 600 павших на Хасане. И это при том, что многие архивные документы еще недоступны исследователям...

Мы не знаем, сколько из шести с половиной тысяч награжденных хасанцев удостоены почестей посмертно. Не знаем, много ли бойцов и командиров умерли в госпиталях — от Посьета до Томска. Не знаем даже мест захоронения Героев Советского Союза Боровикова, Гвоздева, Корнева, Колесникова, Пушкарева, Рассохи... И, вероятно, никогда уже не узнаем.

ИЗ РАССКАЗА Ф. КУЛИЧА, БЫВШЕГО СТАРШИНЫ ЗАСТАВЫ ИМЕНИ ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА П. ТЕРЕШКИНА:

Однажды в 1978 году на заставу прибыл БТР с солдатами Советской Армии. Я получил приказ выехать в район Заозерной и свергнуть памятники с постаментов — будет перезахоронение в честь 40-летия боев. Их там было около пятидесяти (по утверждениям ветеранов, Авт.). Мы выехали на участок. Повалили с большим трудом несколько памятников. Они были капитально поставлены, в справиться с ними было нелегко. Некоторые вообще не поддались. Ко многим БТР не смог проехать, вручную же — бесполезно. Хотели вызвать трактор, но я дальше категорически отказался участвовать... Это были самые мрачные дни из всей моей 30-летней службы...

Мы видели эти поруганные памятники, уткнувшиеся ржавыми звездочками в бурьян. Двадцать один обелиск нанесли на схему. Но лишь на двух были таблички С фамилиями, а ведь еще в шестидесятые годы здесь не было безымянных могил. Но потом были семидесятые — 40-летие хасанских боев, когда бэтээром валили в грязь прошлое. И восьмидесятые — 50-летие хасанских событий, когда юные наследники клялись сохранить и приумножить. Теперь вот пришли девяностые. ..

1. 5,7 июля — запросы из Посьетского погранотряда в Хабаровск с просьбой дать разрешение на занятие высоты Заозерной.

8 июля — приказ о занятии высоты Заозерной. Радиоперехват этого приказа японцами.

9 июля — советская резервная застава выдвинулась на Заозерную.

II июля — по приказу В. Блюхера в район озера Хасан выдвигается рота 119-го стрелкового полка.

14—15 июля — Временный Поверенный в делах Японии в СССР Ниси передал заместителю наркоминдел СССР Стомонякову требование японского правительства об отводе советских войск с Заозерной.

15 июля — убийство японского жандарма на Заозерной.

18 июля — массовое нарушение границы японцами-почтальонами» с письмами к советским властям.

20 июля — посол Японии в СССР Сигемицу предложил наркому иностранных дел СССР Литвинову урегулировать вопрос мирным путем, восстановив линию границы, существовавшую до II июля.

24 июля — «нелегальная» комиссия, посланная В. Блюхером, установила, что часть советских окопов и проволочных заграждений на Заозерной находятся на сопредельной территории.

26 июля — передача нарушителей-«почтальонов» японской стороне; безуспешные попытки последней получить хотя бы устный ответ на свои письма-протесты.

27 июля — новая комиссия, выехавшая по приказу В. Блюхера в район Заозерной для расследования факта нарушения границы советской стороной, возвращена назад в г. Ворошилов (Уссурийск).

28 июля — в Посьет прибыл замначальника войск Дальневосточного пограничного округа А. Федотов для расследования фактов нарушения границы и убийства японского жандарма.

29 июля — японцы с боем заняли высоту Безымянная, убив пятерых советских пограничников. После подхода нашего подкрепления противник покинул советскую территорию.

31 июля — японцы атаковали высоты Безымянная и Заозерная, «оседлав» их в результате упорного боя.

31 июля — 2 августа — в район боевых действий прибыли Л. Мехлис, Г. Штерн , В. Блюхер.

2 августа — атака 40-й стрелковой дивизией высоты Заозерная закончилась крахом.

4 августа — посол Японии в СССР Сигемицу заявил наркоминдел Литвинову о готовности японского правительства приступить к переговорам по урегулированию вооруженного конфликта.

6 августа — начало наступления советских войск в районе высот Заозерная и Безымянная.